И, уже подготовив себя к тому, что разрыв между ними будет вот-вот преодолен, тем более была она поражена и раздавлена последующими событиями.
Они вместе поднялись по лестнице на четвертый этаж, однако здесь Чарльз, вместо того чтобы сопроводить жену в ее покои, остановился, рассеянно и невнятно пожелав ей спокойной ночи, и направился по коридору в комнату, которую занимал один.
Смертельно униженная и разгневанная, Руфь удалилась к себе. Здесь она медленно разделась и долго разглядывала свое отражение в зеркале. Пусть она не молоденькая девушка, ей уже за тридцать, но груди ее по-прежнему высоки и упруги, талия тоненькая, фигура не подпорчена излишествами. Она никогда не считала себя красоткой, но статью, без сомнения, могла бы соперничать и с Элизабет, и с Эрикой, которые были значительно ее моложе.
Все так же кипя отчаянием, она механически занялась привычным вечерним ритуалом. Удалила с лица косметику, облачилась в ночную рубашку. Поведение Чарльза казалось ей необъяснимым, и вдруг она отчетливо поняла, что до тех пор пока она не сделает сверхчеловеческого усилия, они с Чарльзом будут все больше отдаляться друг от друга. Тогда, повинуясь внезапному порыву, она просунула руки в пеньюар и направилась через анфиладу гардеробных в спальню Чарльза, избегая выходить в коридор, где бы ее могли видеть остальные домочадцы.
Чарльз, облаченный в пижаму и халат, расположился в удобном кресле около окна, покуривал cigarro из Индонезии и потягивал содержимое из высокого бокала. Он удивленно поднял на нее глаза.
— Мне подумалось, — уклончиво начала Руфь, — что прямо сейчас не хотелось бы заканчивать вечер.
— В любом случае присядь, — предложил он ей безучастным тоном. — Ты не откажешься выпить?
Она покачала головой.
— Нет, спасибо, я уже исчерпала свою норму и даже выпила чуть больше обычного. — Она опустилась на стул поблизости от него. — Я только хочу повторить то, что уже говорила сегодня на людях. Твой план с перцем — просто восхитителен, а его исполнение — блестящее. У тебя теперь полное право гордиться собой — в не меньшей степени, чем гордимся тобой мы, включая твою восхищенную жену.
Он махнул рукой, явно недовольный услышанным.
— Моя награда — в фунтах стерлингов, а деньги говорят сами за себя. Чем старше я становлюсь, тем больше это понимаю. Голландец ничего, кроме денег, знать не хочет, и, осмелюсь предположить, он прав.
Руфь ухватилась за соломинку, которую он ей подбросил.
— Так, значит, деньги это единственное, чем терзается твой ум?
Ее вопрос показался ему нелепым, и он пожал плечами.