— Теперь в каждый кружок кладем фарш и заклеиваем края.
На кухню заглянул Грегори.
— Девочки, я вам не помешаю?
— Помешаешь! — завопила пронзительно Долли. — Мы тут сюрприз готовим.
— Дорогая, давай узнаем, что хочет папа, — примирительно предложила Луиза.
— Вообще-то я хотел спросить, когда будет обед?
— Обещаю, ты узнаешь об этом первый, — очаровательно улыбнулась Луиза. — А пока, будь добр, не доставай нас. Здесь много острых предметов, о которые очень легко пораниться. Ты понимаешь, что я хочу сказать, любовь моя?
Мистер Ричмонд немедленно скрылся.
— Тяжело признавать, что мой муж чревоугодник, однако это так, — вздохнула Луиза и хихикнула. — Кстати, тяжело это признавать не только днем, но и ночью.
Вскоре все пельмени отправились в широкую кастрюлю с кипящей водой. Луиза взяла на себя труд помешивать их. Наташа же занялась приготовлением салата.
Долли взобралась на высокую табуретку рядом и пристально следила за всеми манипуляциями Наташи.
— А вы очень богатая? — последовал первый непосредственный вопрос.
— Долли! — воскликнула Луиза. — Вот несносный ребенок!
— Саймон говорит, что вы богаты до отвращения, — невинно продолжало дитя.
Наташа от смеха уронила ложку в салат.
— Долли Мередит, немедленно извинись и отправляйся в свою комнату! — пылая негодованием, четко произнесла Луиза.
— Луиза, все в порядке! — еле проговорила Наташа. — Это же ребенок!
— Это не ребенок, это стихийное бедствие! — отозвалась миссис Ричмонд, когда «бедствие», оскорбленное в лучших чувствах, покинуло кухню. — Слышали бы вы, что мне приходится выслушивать в школе по поводу ее «невинных» вопросов, которые она задает преподавателям. Как-то раз она спросила у мисс Конли, правда ли то, что собачкам тоже бывает приятно, когда они занимаются любовью. Старая дева чуть в обморок не грохнулась. Но я знаю, откуда ветер дует! Эти два обормота ее учат, больше некому! Сколько раз говорила Грегу, чтобы он поговорил с ними, и все бестолку. Господи, иногда чувствую себя, как шимпанзе в клетке. Прошу, требую, мечусь туда сюда. И все же, Натали, я такую жизнь ни на что не поменяла бы. С ужасом думаю о том часе, когда мальчики разъедутся по университетам, а Долли выйдет замуж. Дети — это, — Луиза вздохнула глубоко и застыла с ложкой в руке, — самая приятная болезнь, от которой не хочется лечиться. Сколько мук, переживаний из-за них, сколько ночей лихорадочных и бессонных, сколько денег, черт побери, а все равно без них на сердце пусто. Будто не хватает чего-то. Ой, может пора наши, — как их там? — пилемине вытаскивать?