— Ну ладно. Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, мама.
Я передаю трубку мужу. Бедный Джек. Это я швырнула его сына в Гарлем-Меер и поругалась с его бывшей женой, но именно он теперь вынужден стоять и терпеть, пока Каролина сверлит ему мозг. Я поражаюсь, с какой энергией он защищает меня, пусть и моими же словами: Джек использует фразы, которые сказала я, когда защищалась от его упреков.
— Это была случайность… Они поскользнулись и упали… Он всего лишь слегка промок…
Я чувствую особую благодарность, когда он говорит Каролине, что она преувеличивает. Джек значительно вырастает в моих глазах, когда намекает, что она, кажется, страдает водобоязнью. Это очень хорошее слово. Я жду, что он предложит ей побывать у психолога — честное слово, сама я готова сбросить эту женщину в Гарлем-Меер, — но Джек не настолько саркастичен. Увы, в конце разговора он даже извиняется. А потом говорит:
— Спасибо. Спасибо, я тебе признателен.
— Спасибо? — в ужасе повторяю я. — За что? За что спасибо?
Он машет рукой, приказывая мне замолчать, а потом кладет трубку.
— Черт возьми, за что ты ее поблагодарил?
— Она сказала, что не собиралась ничего тебе говорить по поводу инцидента. Каролина думала оставить все как есть, но Уильям так расстроился, что у нее просто не осталось выбора…
— Инцидент. — Я горько смеюсь. — Ты поблагодарил ее за то, что она передумала и наорала на тебя?
— Я поблагодарил ее за то, что она собиралась оставить все как есть. Я ее успокаиваю, Эмилия, неужели ты не понимаешь? Ты не понимаешь, что я вынужден это делать? Я вынужден уламывать Каролину. Господи, уж ты-то должна меня понять…
— Почему? Потому что меня тебе тоже приходится уламывать?
— Я этого не говорил.
— Но имел это в виду.
— Может, хватит, Эмилия? — Он сдергивает пиджак и бросает его на кресло, следом — галстук, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке и тяжело опускается на кровать рядом со мной. Порывисто трет рукой лицо. — Я так от всего устал…
Я беру мужа за руку.
— Прости. Прости. Поверить не могу, что я это сказала. Я сама во всем виновата. — Я целую его ладонь. — Прости, Джек.
— Хорошо.
Я подношу его ладонь к своей щеке и прижимаюсь к ней лицом. Она такая гладкая.
— Как думаешь, Уильям пойдет с нами на Марш памяти? — спрашиваю я.
— Что?
— Ну, Марш памяти. Моя мама только что звонила и спрашивала. В следующее воскресенье. Двадцать девятого, в високосный день. В последний день февраля.
Джек не отнимает руку, но и не гладит мою щеку.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы он пошел?
— Мне нужно, чтобы он пошел…
Честное слово. Я хочу, чтобы мы все трое были там, даже Уильям. Особенно Уильям. Таким образом я смогу показать ему, что пытаюсь все исправить, пытаюсь стать мачехой, которая ни за что не бросит ребенка в ледяную воду. Мачехой, к которой можно обратиться, если ты испачкал штаны. Если Уильям пойдет с нами, я начну восстанавливать свою жизнь и нашу семью.