— Вика, открой, я тебе что-то хочу сказать.
— Я сейчас выстрелю через дверь…
Странно, но сегодня ей показалось, что все претенденты на место в постели рядом с ней были искренними, даже Николай.
На следующий день снова приехали Петрович и Степан. Матильда села на диван подальше от остального общества — запах был ощутим. Степан повел носом, принюхиваясь к странному зловонию, исходящему от Матильды, без приглашения, прошел через всю комнату и уселся рядом с нею.
— Степа, ты не знаешь, что это за ягоды такие, сейчас еще висят на кустах, красные и жутко вонючие?
— Так вонючка и есть, не надо их трогать, а то руки не отмоешь, — необычайно длинно высказался Степа.
— Поздно, я их уже потрогала.
В этот день он больше не сказал ни слова, сидел, слушал разговор мужчин да все принюхивался, так что Матильда не выдержала:
— Степа, если тебе противно, так отодвинься или к отцу иди, туда запах не достает.
— Достает, — тут же сказал Петрович.
Петрович и в этот приезд как-то испытующе посматривал на нее. Матильду беспокоили его взгляды. Ясно, что он видел раньше Вику и сразу все понял. За кого же тогда он принимает ее? Но поскольку он молчал, то и Матильда не стала ничего говорить. И вдруг она услышала слова Петровича:
— Я так понимаю, живи сам и дай жить другим…
Он договорил и в упор посмотрел на Матильду. О чем это он?
Николай вышел покурить на крыльцо, за ним по всей комнате протянулся след, как пена на морской глади от корабля: хлебные крошки, осыпавшиеся с его брюк, пустая кружка из-под молока на подлокотнике кресла, опрокинувшийся стул, задравшийся ковер.
Матильда опять принялась пытать белобрысого Степана.
— А клуб у вас есть?
— Нет, вот клуба нету, — тот говорил так, словно в их деревне есть все, кроме клуба.
— А вечерами посиделки устраиваете? Вся молодежь, наверно, собирается где-нибудь, много молодых-то в деревне?
— Да почитай шо и много: я, Ванька, Петро, ишшо другие есть…
— А девушек много? Красивые?
— Рано ему ишшо, по девкам стрелять, — Петрович сурово глянул на сына.
— Ну хорошо, летом тепло, светло на улице — с друзьями общаешься, а зимой вечерами на улице холодно — в доме без света, без телевизора совсем скучно?
— Не-а, не скучно…
— А чем ты занимаешься? Книги читаешь?
— Не-а, я не любитель…
— А что тогда делаешь? Может, играешь на гармони? Или поешь?
— Кто, я? — удивился он. — Не-а, я музыку не очень…
— А что тогда? В домино или в карты с друзьями режешься?
— Не-а, я карты не уважаю…
— Тогда во что же? Может, в шахматы играешь или в шашки?
— В шахматы?! — Степан даже рот открыл от удивления: — Не-а, мы шахматы не того, не любим.