Кривыми ножницами хирург залез мне в рану и попытался достать пулю. Я чувствовал, как он ворочает кусок металла внутри моей плоти. Боль была ужасающей, тело содрогалось, кости ломило. Когда я уже решил, что больше не выдержу, доктор резким движением извлек пулю из ноги. Позвоночник свело, что-то резко ударило в шею, и сознание покинуло меня.
Я пришел в сознание утром следующего дня. Оглядевшись, я увидел на столе хирургические инструменты, а рядом с ними лежала тряпка, вся испачканная кровью. Интересно, сколько же крови я потерял во время операции? Нога была перевязана. Я ощупал повязку руками, а потом встал и, прыгая на одной ноге, выбрался на улицу. На крыльце сидели солдаты и доктор.
– Где мое оружие? – спросил я их.
Мне подали «G3», и я тут же принялся чистить его, не глядя ни на кого, а затем уселся на землю, прислонился к стене и дал несколько очередей в воздух. Меня не волновало, что нога у меня забинтована. Я курил марихуану, ел, баловался кокаином и браун-брауном. Так прошло три дня, а потом мы отправились на новую базу, устроенную в только что захваченной деревне. Уходя, мы облили соломенные крыши хижин керосином и подожгли их, а также кинули несколько гранат в стены домов. Мы всегда разоряли лагерь, который покидали, чтобы враг не мог воспользоваться им. Меня опять несли по лесной тропе в гамаке двое солдат, но на этот раз я крепко сжимал автомат и с интересом глядел по сторонам.
Еще три недели я слонялся по новому лагерю, не имея возможности ходить на задания и временно передав обязанности командира отряда Альхаджи. Я проводил долгие часы, принимая наркотики и без конца чистя автомат. Врач промывал мои раны и приговаривал: «Тебе повезло!» Я так не считал, а думал, что все дело в том, что я храбр и умею сражаться. Тогда я и не подозревал: выживание в той войне, да и в любой вообще, не связано с тем, насколько солдат смел и хорошо подготовлен. Просто почему-то мне казалось, что смерть меня не возьмет.
Вскоре в джунглях поблизости появились боевики. Лейтенант знал, что они придут, и теперь важно было не подпустить их к лагерю. Я потуже перевязал рану, взял автомат и пошел с товарищами «на охоту». Мы перебили большую часть незваных гостей, а несколько человек взяли в плен и привели на базу.
– Эти люди виновны в том, что твоя нога изрешечена пулями, – указал лейтенант на пленных. – Надо сделать все, чтобы им больше не представилась возможность стрелять в тебя и твоих братьев по оружию.
Я не уверен, что среди захваченных были те, кто стрелял в меня, но это не имело значения. Всем шестерым связали руки и выстроили в шеренгу. Я прострелил каждому ноги и целый день наблюдал, как они мучаются, а потом пустил каждому пулю в лоб, чтобы они прекратили стонать. Перед казнью я смотрел приговоренным в глаза и наблюдал, как угасает в них надежда, как останавливается взгляд. И только тогда нажимал на курок. Вид этих мрачных лиц был мне неприятен.