Я завершил свой рассказ. В глазах у Эстер стояли слезы. Она не знала, что делать – погладить меня по голове или обнять. В результате она не сделала ни того, ни другого. Но сказала:
– Ты не виноват в том, что произошло. Ты просто был маленьким мальчишкой, которого заставили участвовать в кровавой бойне. Если ты захочешь еще что-то рассказать, я всегда готова тебя выслушать.
Она внимательно посмотрела на меня, пытаясь встретиться со мной глазами и таким образом еще раз уверить в том, что действительно постарается мне помочь. Мне стало не по себе. Зачем я рассказал о своих переживаниях чужому человеку, да еще и не военному? Ненавижу вечную присказку «ты ни в чем не виноват», которую повторяли все сотрудники центра всякий раз, когда кто-то говорил о войне.
Я встал и направился к двери. А девушка сказала мне вслед:
– Я договорюсь о полном обследовании в Коннотском госпитале[32]. – Потом помолчала и добавила: – А плеер пусть останется у меня, ладно? Ты же не хочешь, чтобы другие завидовали тебе или даже украли его. Он будет здесь, можешь прийти и послушать музыку в любой день.
На это я ничего не ответил, а лишь швырнул плеер ей и ушел, заткнув уши, чтобы не слышать надоевшей фразы: «Ты ни в чем не виноват».
В тот вечер я сидел на веранде и слушал, как ребята обсуждают волейбольный матч, который я пропустил. Попытался вспомнить детство, но у меня не получалось. Перед глазами вместо этого вставала другая картина: как я первый раз перерезал человеку горло. Образы всплывали в сознании яркими вспышками. Так молния на мгновения освещает весь мир среди темной и грозовой ночи. Во время каждой вспышки в моей голове звучали страшные крики, от которых пробирала дрожь. Я вошел в дом, сел на кровать лицом к стене и попытался ни о чем вообще не думать. Но сильная мигрень мешала заснуть. Я прижал лоб к холодному бетонному полу, однако это не принесло облегчения. Я пошел в душ и сунул голову под ледяную струю – тоже не помогло. Боль была такой сильной, что я не мог переносить ее молча – лежал пластом и громко стонал. Позвали ночную сиделку, та дала мне снотворного, но забыться все равно не удалось, даже когда мигрень прошла. Я боялся ночных кошмаров, которые обязательно пришли бы, как только я смежу веки.
Эстер настояла, чтобы я рассказал ей некоторые из моих снов. Она сидела и тихо слушала, а если хотела что-то прокомментировать, предварительно спрашивала разрешения: «Хочешь, я скажу тебе кое-что насчет того, что ты видел…» Обычно я отвечал: «Не хочу» – и просил плеер.
Однажды утром Эстер пришла в центр, хотя в этот день у нее был выходной. На этот раз на ней была не белая медицинская форма, а джинсовая юбка. Она приехала на светлой «Тойоте», в которой сидели также двое мужчин. Один – водитель, а второй – сотрудник ДЛК, «Дети в локальных конфликтах»