— Он хочет, — сказал он мне, — проиграть с вами все свои деньги.
— Скажите ему, что у меня такое же желание.
Мы все отправились в «Яблочный казен», где нашли восемнадцать-двадцать буржуа, которые нас ожидали, и новобрачных, которые изощрялись в комплиментах. Мы не затруднились взять на себя всю эту компанию, которая с нашим прибытием пришла в замешательство. Мы сели за стол. Молодую усадили между мужем и мной. Нас было двадцать четыре, и я увидел очень хорошеньких цыпочек, но был слишком занят. Этот обед, который длился три часа, был столь изобилен, и иностранные вина столь изысканны, что я почувствовал уверенность, что двадцати четырех цехинов не должно было хватить на оплату расходов. Нас заставили посмеяться тосты. Каждый свыдавал во вновь сочиненных по случаю стихах редкостные поздравления, и каждый считал своим долгом спеть. Мы смеялись, но мы также заставили их смеяться нашим экспромтам и нашим песням, в которых мы неплохо подпускали разных глупостей, которые ни в чем не уступали всем тем, что выходили из уст этих добрых людей.
По выходе из-за стола были всеобщие объятия; но графиня не могла помешать взрыву хохота, когда должна была обнять портного. Этот смех показался ей странным отличием. Зазвучал очень неплохой оркестр, начался танец. В соответствии с этикетом танец начался с менуэта новобрачного и новобрачной. Зенобия танцевала неплохо, но портной заставил графиню так смеяться, что мы думали, что ей станет плохо; однако она должна была танцевать с ним, в то время, как новобрачная танцевала со мной. Менее чем в час менуэты кончились и начались контрдансы, которые длились вплоть до окончания бала, в то время, как приносили пять или шесть раз всем кофе и конфеты. Это были драже разных сортов, которые превосходно делают в этой стране.
После того, как я высказал свои поздравления молодожену, сочтено было правильным и приличным, когда я подал руку его жене, попросив ее оказать мне честь проводить ее домой. Сказав кучеру, куда он должен ехать, я задернул занавески и не раздвигал их вплоть до ее дома. Зенобия спустилась первой, но, заметив, что явный и обширный знак общей нашей вины пребывает на видимой части моих велюровых серых штанов, и пятно весьма заметно, я сказал Зенобии заходить самой, пообещав, что скоро приду. Я направился к себе, где быстро переоделся в черные штаны. Я вернулся к Зенобии, когда ее муж еще не прибыл. Я увидел большую кровать в одной комнате, большой стол портного в другой, и кухню.
— Я рад, дорогая кума, что ты хорошо устроилась.
— Вы ездили сменить штаны.