— Мое сердце останется с тобой; я уезжаю, обожая тебя, и если фортуна будет благоприятна мне в Англии, ты увидишь меня здесь в следующем году. Я куплю землю, где ты захочешь, и подарю ее тебе, уверенный, что ты принесешь мне ее в приданое, и наши дети украсят наше счастье.
— Ах! Замечательное будущее. Это мечта. Почему я не могу уснуть и проспать до самой смерти! Но что мне делать, если ты оставил меня беременной?
— Ах, моя божественная Геба! Этого не будет. Разве ты не поняла, что я обращался с тобой бережно?
— Бережно? Я ничего этого не знаю, но я догадываюсь. Я знаю, что ты меня бережешь. Увы! Ты не рожден, чтобы причинить мне горе. Нет. Никогда я не буду раскаиваться, что предалась любви в твоих объятиях. Вся здешняя семья говорит, что ты счастливец, и что ты достоин им быть. Какие хвалы! Дорогой друг, ты не поверишь, как бьется от радости мое сердце, когда я слышу, как говорят такое в твое отсутствие. Когда мне говорят, что я тебя люблю, я отвечаю, что обожаю тебя, и ты знаешь, что я не лгу.
Такими диалогами мы заполняли интервалы между нашими любовными объятиями в течение пяти или шести последних ночей, что мы провели вместе. Ее сестра, лежащая возле нас, спала, или притворялась спящей. Когда я уходил к себе, я ложился спать, вставал поздно, затем проводил весь день с нею одной или в семейном кругу.
Какая жизнь! Возможно ли, чтобы мужчина, хозяин самому себе, мог бы решиться ее покинуть? Благодаря везению я выигрывал у каноника деньги, которые позволял выигрывать у себя остальной семье, за чьей игрой я совершенно не следил. Одна Клементина не желала пользоваться моей невнимательностью; но два последних дня я заставил ее принять на себя половину моего банка, и, поскольку канонику, как всегда не везло, она выиграла сотню цехинов. Этот бравый монах потерял тысячу цехинов, из которых семь сотен остались в доме.
Последняя ночь, которую я провел всю с моим ангелом, была очень грустной; мы бы умерли от страдания, если бы не любовь, которая приходила время от времени нам на помощь.
Когда мы появились в семье, в последние полчаса, чтобы вместе позавтракать, у нас был, у Клементины и у меня, вид, как будто мы при смерти, но к нам проявили уважение. Я был невесел, и у меня не спрашивали о причине. Я обещал им дать о себе знать и возвратиться к ним в будущем году; и я им писал, но прекратил писать, когда несчастья, что навалились на меня в Лондоне, заставили меня потерять надежду их снова увидеть. Я их больше не увидел, но я не смог никогда забыть Клементину. Шесть лет спустя, при моем возвращении из Испании, я узнал, и я заплакал от удовольствия, что она живет счастливо, маркизой де… в городе …, замужем уже три года и матерью двух детей, мальчиков, из которых младший, которому сейчас двадцать семь лет, теперь капитан в австрийской армии. Как я был бы рад его увидеть! Когда я узнал, по возвращении из Испании, о прекрасном положении Клементины, я был несчастен. Я отправлялся искать счастья в Ливорно, после того, как пересек Ломбардию. Я оказался в четырех милях от места, где она могла находиться вместе с мужем, но у меня не хватило смелости отправиться ее повидать. Возможно, я хорошо сделал.