Это был уездный комиссар Временного правительства, он же уполномоченный по выборам в Учредительное собрание, помещик Герман Шторх. Тщедушный, с голубыми глазами немец. Увидев народ и чан, он заинтересовался.
— Подойдите сюда, — строго прищурив глаза, позвал он солдата с ковшом. — Это что у вас? — указал на чан.
— Шпирт, господин комиссар, — быстро ответил Еиночерпий.
— Ах, спирт!
И комиссар приподнялся. Мужики и бабы охотно помогли ему выбраться из санок. С трудом передвигаясь в тяжелом тулупе, он подошел к чану.
— Тэ–эк, — протянул он. — С чьего завода?
— Графа Шереметева, господин комиссар.
— Тэ–эк, — и глянул в чан. — Чистый?
— Сырр–рец! — твердо ответил солдат и, зачерпнув из чана, подал комиссару ковш. — Пей!
— Вы с ума сошли? — отшатнулся комиссар. — М ы едем бороться против этого.
— Бороться надо, господин комиссар. Пей!
— Нет! — отмахнулся Шторх и отошел.
Солдат в нерешительности оглянулся. Вон какое дело‑то! Это не простой мужик. Все же решился:
— До трех раз прошу, господин комиссар!
Подошел начальник милиции.
— У вас что, праздник?
— Пятый день престол Казанской, ваше благородие.
— Благородия отменены, гражданин. А комиссар, верно, не пьет. За него я.
— Слушаюсь, — обрадовался солдат и поднес ковш начальнику милиции, — до дна!
— Такую посудину? — удивился он.
Солдат строго посмотрел на мужиков. Они насторожились и уставились на начальника милиции. Тот взял кусок густо посоленного хлеба, глубоко вздохнул.
— С праздником, граждане.
— На здоровье, — ответили ему.
Мужики молча следили за тем, как пьет началь–ник. А когда он показал им пустой ковш, захлопали в ладоши, крикнули «ура».
Покраснев от натуги, начальник еле перевел дух и начал закусывать.
Теперь внимание всех обратилось на воинского. Тот решительно отказался. Бабы и мужики обступили его, принялись уговаривать, упрекать, даже грозить.
— Эй, Максимыч! — крикнул ему начальник милиции, — пей! Все равно — ни нам, ни вам!
— Правильно, — подхватили мужики.
— Но у меня команда, — сослался воинский.
— Ничего…
Отряд верховых солдат стоял возле мазанки. Около отряда ребятишки, бабы, девки. Лошади били копытами мерзлую землю. Солдаты тоже порядком промерзли.
— Есть у вас большевики? — выпив полковшика, спросил воинский.
Пьяный мужик, оглянувшись, удивленно воскликнул:
— Да вся деревня, мать родная, большаки!
— То есть, как вся деревня?
Другой его поддержал:
— Наша деревня дружная. Ср–разу и… и… нет графа.
Я подошел к виночерпию, кивнул на отряд.
— Надо бы тех угостить. Продрогли.
— Бабы, — заорал солдат, — ведро!