Два хуторских коммуниста, казалось, спали на полу конюшни после сморившей их работы. Тупиков и Трофимов словно грелись друг подле друга.
— Вначале думала, что послышалось: уж больно глухой звук был. Потом кони захрупали с испугу. Ну я и… — Казачка жалась за спиной сержанта и прикрывала рот платком. — За Трофимихой побегли, уж и не знаю, как она переживет такое… А к Тупикову — горе-то какое! — и звать некого. Сродственников у него не осталось — все в лихую годину, сердечные, в одночасье померли…
Полетаев не отрываясь смотрел на двух хуторян на земляном полу и, казалось, не слушал причитаний казачки.
— Чужие в Венцах появлялись?
Казачка не успела ответить, как в распахнутых воротах конюшни вырос запыхавшийся Мокей Ястребов.
— Стало быть… — Мокей не договорил, поперхнулся. Потом сделал несмелый шаг к сержанту государственной безопасности и двум распростертым на полу членам партийной ячейки и остолбенел. — Да как же это? Я ж с ними с обоими поутру еще балакал… И Трофимова видел, как он в Совет хромал…
— Что узнал? — продолжая смотреть на убитых, спросил Полетаев. — Есть в хуторе посторонние?
Конюх замотал головой, словно все, что видел, было страшным сном и Мокей желал поскорее проснуться. Затем сказал:
— К Дарье Камыниной из армии на побывку сын приехал. И с ним еще кто-то из военных. Окромя их никто не объявлялся.
— Оружие при себе?
— Ружье дома держу. Одностволку. Уж и забыл, когда на зайцев с ним ходил…
— Держи. — Полетаев протянул гранату «лимонку». Мокей несмело взял ее.
— Зачем?
— Спрячь покуда. И пошли к Камыниной.
— Зачем? — повторил Мокей. — Я ее сынка хорошо знаю, еще несмышленышем помню. Старше тебя званием. Орден в боях на Халхин-Голе заслужил. Бравым мужиком вырос, весь в батьку.
— Пошли! — глухо приказал сержант.
Саид-бек похрустел на зубах огурцом.
— Отвык от домашнего уюта, — он потянулся за фляжкой, вновь наполнил рюмки. — Теперь буду считать своим долгом принять вас у себя в ауле. Если, правда, живы-здоровы мои родные.
— Под немцем они сейчас? — участливо спросила старушка.
Саид-бек не ответил.
— Обещаю вам, Камынин, лучшего барашка на вертеле.
— Где задержались? — перебил Камынин.
— Имел удовольствие познакомиться с местными партийцами.
— Сколько человек?
— Двое. Всего двое. Партийная группа здесь, к сожалению, малочисленная. — И чувствуя, что от него ждут подробностей, Саид добавил: — Поговорили. Тихо, без лишнего шума. Больше разговаривать не придется.
Камынин кивнул, поудобнее вытянул ноги и обернулся к матери:
— Помнишь, как отец за столом песни пел?
— Разве можно Петра забыть? Он и плясун был хоть куда. Годы его не брали.