– Забудь обо мне.
– Хорошо бы, но ты моя мать.
– Ты разбиваешь мне сердце, – тихо сказала Облачко.
– А ты мне.
– Я бы хотела… – начала Облачко и умолкла. Какой смысл мучиться самой и мучить своих близких?
– Что?
– Я бы хотела стать такой матерью, какая тебе нужна, но не могу. Ты должна меня отпустить.
– Я не знаю, как это сделать. Ведь и теперь после всего, что было, ты все равно моя мать.
– Я никогда не была тебе матерью. Мы обе это знаем.
– А я всегда буду возвращаться. Надеюсь, однажды ты будешь готова меня принять.
Вот она, суть их отношений. Нескончаемая тоска Талли по матери и такая же безбрежная неспособность Дороти ответить на ее чувства. Они похожи на две половинки сломанной игрушки, которую уже не починишь. Теперь Талли что-то говорила о мечтах, о материнстве, о том, что нужно держаться. От этого Облачку стало только хуже.
– Уходи, – сказала она и закрыла глаза.
Она чувствовала присутствие дочери, слышала в темноте ее дыхание.
Течение времени отмечали только звуки: скрип пола под ногами Талли, тяжелый вздох.
Наконец – кажется, прошло несколько часов – в палате стало тихо.
Облачко с трудом приоткрыла один глаз и увидела, что Талли заснула прямо на стуле. Откинув одеяло, она встала с кровати и поморщилась, когда вес тела пришелся на поврежденную лодыжку. Затем доковыляла до шкафчика и открыла дверцу, надеясь найти там свои вещи.
Ей повезло – на дне шкафчика стоял бумажный пакет. Внутри была ее одежда – поношенные штаны коричневого цвета, трусы, серая, в пятнах, футболка, фланелевая рубашка и видавшие виды ботинки. Ни бюстгальтера, ни носков.
На дне маленькой змейкой свернулось самодельное ожерелье.
Конечно, это не настоящие бусы, а всего лишь несколько твердых сухих макаронин и бусинки на потрепанном шнурке.
Облачко взяла его в руки. Жалкое украшение на ее ладони вызвало воспоминания.
– С днем рождения! Я сделала это для тебя…
Десятилетняя Талли протягивает ей ладошки с ожерельем, словно это драгоценный алмаз.
– Возьми, мамочка!
Если бы только она тогда ответила: «Какое красивое! Мне нравится. И я тебя люблю!»
Воспоминания бередили душу. Торопливо сунув в карман ломкие бусы, Облачко оделась и оглянулась на дочь.
Хромая, подошла ближе, протянула руку, но увидела свои дрожащие пальцы с распухшими суставами, выступающие голубые вены – рука ведьмы – и быстро отдернула руку, так и не дотронувшись до Талли.
У нее нет права прикасаться к этой женщине, нет права желать того, чего никогда не было, нет права даже на угрызения совести.
«Мне нужно выпить», – подумала она. Потом еще раз посмотрела на дочь и открыла дверь. Крадучись, она преодолела один коридор, затем другой и добралась до выхода.