Глупый он, конечно, подумал я. Придумал тоже. Как будто бездетные не умирают? Вообще, чем дольше я слушаю других, тем больше убеждаюсь, какой я умный…
Но я не стал ему ничего говорить. Весеня хоть и молодой, да сильный, ростом почти со Злата. Толкнет на землю, будешь потом кости в горсть собирать.
Победили. Хвала Перуну среброголовому, дарующему ратную удачу воинам!
— И все-таки свей на драку сильно злые. Трудно будет с ними тягаться, — задумчиво сказал плечистый Творя-коваль.
На него зашикали все подряд. Тоже, нашел что сказать от большого ума. Они злые. А мы что — добрые? Одолеем, куда им, нас больше небось…
Сельга уже давно поняла, что прошлое никогда не тонет в реке жизни бесследно. Вот, кажется, туман времени закутывает прожитое пеленой прочнее, чем снег укутывает зимой Сырую Мать. Умение забывать — это тоже подарок людям сердобольной богини Живы. Если вечно цепляться за прошлые неурядицы, как можно идти в грядущее торной тропой?
Все так. Забывать — это нужно. Но можно и вспомнить давно и, казалось бы, прочно забытое, если пойти вверх, наперекор течению Реки Времени. Просто надо суметь поплыть вверх по реке. Особые есть приемы для этого. Тайные приемы. Не каждому позволяют боги осилить такую науку. Тяжелая она. Уплыть можно, да поворотить сложно, не единожды втолковывала ей Мотря.
Старая Мотря, мудрая, как сама богиня Мокошь, которая добра к тем, кого любит, и безжалостна к провинившимся, казалось, все знала на белом свете. Мотря многое могла рассказать о богах и людей понимала, как никто. Только чаще всего не говорила им об этом. Люди ведь обижаются, когда все про них понимаешь. Считают колдовством, если кто-то их понимает, когда они сами для себя — тайна за семью дверями. Это тоже растолковала ей Мотря.
Хорошая она, Мотря. И крепкая духом. Не будь она бабой — стать бы ей волхвом посильнее, чем сам вещий Олесь.
Сельга с малолетства знала: поличи подобрали ее в лесу. Она даже помнила, как шла по этому лесу, как цеплялись за одежду колючие ветки, как кружились вокруг нее тени и звуки. Как она долго питалась ягодами, выкапывала сочные корешки, жевала от голода сырые грибы, безвкусные, как пресное тесто. Она была совсем маленькой, а лес — огромным. Но она не боялась. Наверное, поэтому и прошла. Большой лес не увидел опасности в маленькой девочке.
Она вспоминала смутно: вот огромный, как глыба, медведь, с длинной шерстью, свалявшейся на животе и боках в сосульки, вышел на залитую солнцем поляну, подошел к ней, понюхал, дыша смрадом из пасти. Она решила, что он пришел поиграть с ней. Ей уже давно было скучно. Она потянулась к нему ручонками, засмеялась. А медведь вдруг отвернулся от нее, убежал, тяжело переваливаясь на мохнатых лапах.