Я вернулся в зал. Включил посудомоечную машину, выкинул мусор и накрыл столы. Кое-кто уже заказывал аперитив.
В полдень пришла Майя, наша посудомойка. Она промчалась на кухню не поздоровавшись, даже не взглянув на меня. И, как всегда, пробурчала сквозь зубы: «Я не хотела тут работать, я хотела изучать искусствоведение».
Хоть бы она уже занялась своим искусствоведением! В ней столько же тепла, как в выключенной батарее. Я пытался прошлым летом поручить ей террасу, но она обслуживала только тех клиентов, кто был ей симпатичен, остальные могли дожидаться ее хоть весь день, она просто их не замечала. За такие вещи ее надо было бы уволить, но у нас с Тони у обоих слишком мягкий характер. В другом месте она не доработала бы даже до конца дня.
К трем часам мы закончили с обедом и в два счета разделались с голубятиной в собственном соку. С самого утра я глотал слюнки. Я обсасывал косточки с грязных тарелок, пока носил их на кухню, и подбирал кусочком хлеба остатки соуса.
Майя проглотила целую тарелку макарон, одна, в другом конце зала, чтобы мы не услышали, как она осыпает нас ругательствами, не переставая жевать. И ушла, не сказав до свидания и даже не домыв посуду. Все это уже не смешно.
Сесиль — полная противоположность Майе. Она хотела петь в опере, но пока у нее не получается. Пока, ведь ей еще нет тридцати.
Почти каждый вечер, перед самым закрытием, звонко смеясь, она входит в ресторан. Все посетители оборачиваются — только затем, чтобы увидеть ее — такую кругленькую, светящуюся, прекрасную.
В этот вечер на ней было атласное платье винного цвета. Она поцеловала всех, и ее смех зазвенел над каждым столиком. Взяв бокал шампанского, она начала петь.
Она поет обо всем. О страстной любви, об убийствах, о безумстве, обо всех безумствах любви. Что до меня и Тони, мы в жизни не бывали в опере. И если мы что-то знаем о ней, то только благодаря Сесиль, это она приобщала нас к ней каждый вечер. Она подарила нам Верди, открыла сокровенные глубины Пуленса, Сати и нежность других мелодий. Чтобы петь, обязательно нужно любить путешествовать, уезжать и возвращаться. Нужно уметь смеяться, плакать, уметь рассказывать всем своим телом. Рассказывать обо всем на свете в большом зале. Есть такие вещи, которые, кроме как в большом зале, не расскажешь. Сесиль так любит разговаривать своим телом, что она могла бы спеть даже кулинарный рецепт.
В этот вечер она пела нам вальсы, игривые и соблазнительные. «Стань моим любовником, чтобы сердце твое стало моим, губы твои моими стали».
Она пела нам вальсы, у нее была тонкая талия и лукавые глаза. Она знала, что прекрасна. Она говорила каждому посетителю, каждому из нас: ты мне нравишься, приди, соблазни меня. И все замирали, с вилкой в воздухе и открытым ртом, завороженные тем, как вздымалась под атласом ее прекрасная грудь.