В камере воцарилось молчание, и надвигающиеся сумерки, стремительно стирающие с небосвода последние краски, как нельзя более соответствовали атмосфере мрачного уныния, навеянного словами Яноша Калди. Когда он закончил свое странное повествование, ни Луиза, ни Бласко, ни Клаудиа не знали, что сказать. Клаудиа отошла к дальней стене и застыла в задумчивости.
Наконец, Бласко не выдержал:
— Янош, я внимательно слушал твой рассказ, но так ничего и не понял.
Оглянувшись на Клаудию, Калди мягко сказал:
— Зато Клаудиа все поняла, не правда ли, Клаудиа?
— Да, — ответила она. — Думаю, да. Непонятно только, почему ты оказался в Иерусалиме именно в ту ночь.
— По той же причине, по какой судьба свела меня с туранским предателем за тысячу лет до того. Совпадение. Случайность. Стечение обстоятельств.
Луиза дрожала, ей было холодно, непонятная слабость разлилась по всему телу.
— Я тоже не совсем понимаю, что все это значит, — сказала она. — В общем-то, мы все предполагали, что когда-то в прошлом вас укусил оборотень, но…
— Клаудиа, — окликнул Калди, — может, ты объяснишь им?
— Ангра-Майнью… — отстраненно прошептала она. — Клеймо Ангра-Майнью, Духа лжи…
— Да, — кивнул Калди.
— Этот оборотень, — тихо продолжила Клаудиа, — этот оборотень… Менереб, египетский жрец… отступник… Он увидел знак на твоем лбу в тот самый день, в храме Заратустры три тысячи лет назад, а потом ты увидел этот знак на мне в Иерусалиме, тысячу лет спустя.
— Верно.
Она повернулась к нему и вздохнула.
— Клеймо Ангра-Майнью, клеймо зверя. Знак вероотступника, знак жреца, богоизбранника, предавшего своего бога, знак тех, кто кладет справедливость на алтарь плоти, кто ценит жизнь выше веры и истины.
— Как было со мной, — кивнул Калди. — Как случилось с тобой. Пророк учил нас, что жизнь есть поле извечной битвы между добром и злом, между Ахурой Маздой и Ангра Майнью, Между Богом и Дьяволом, если хотите. Высшая суть откровений Джардруши в двойственности мира. Всем живущим на земле суждено сражаться с силами зла, как в собственных душах, так и в окружающем мире. Но на жреце, служителе Бога, лежит особая ответственность, и ноша его во сто крат тяжелее, ибо его устами сам Бог говорит с людьми. И если служитель Бога предпочтет спасти свою жизнь, нежели умереть, возвещая истину, то этим примером слабости, трусости и неверия многих увлечет он за собой в Обитель Лжи.
Луиза кивнула, начиная понимать.
— Значит, если бы вы не предали Заратустру, на вас не было бы этого клейма?
— Меня бы убили Карпаны, как Ямнашпу, — Ответил Калди. — Я бы умер, защищая пророка.