Луиза повернулась к Клаудии.
— Но вы бы все равно не смогли предотвратить распятие, — сказала она. — Далее если бы вы и попытались спасти Христа, приняв предложение Пилата, распятие тем не менее свершилось бы, потому что оно было предопределено.
Клаудиа покачала головой и ответила, не глядя на Луизу:
— Мне, право, не хочется вступать с вами в теологические споры.
— Луиза, — обратился к ней Калди, — если бы я не указал туранцам дорогу в святилище Огня Истины, значило бы это, что они не убили бы пророка?
Луиза на секунду задумалась.
— Пожалуй, нет, — наконец, проговорила она. — Они бы просто дождались, пока он сам поднимется наверх.
— Вот именно. Скорее всего мы не смогли бы предотвратить ни убийства Заратустры, ни распятия Христа. Но дело все в том, что мы и не пытались. Добродетель заключается не только в победе над злом, она прежде всего в борьбе против зла.
Клаудиа устало опустилась на холодный пол.
— Поэтому на нас и пало проклятие.
— Да, — согласился Калди. — Когда встает полная луна, мы становимся воплощением Ангра-Майнью, олицетворением жестокости. А когда мы видим клеймо Ангра-Майнью на лице другого падшего богоизбранника, то приносим проклятие и ему, превращая в себе подобного: И эта смертоносная цепочка тянется через века.
Клаудиа посмотрела на Калди.
— Так как же нам умереть? Ты сказал, что мы могли умереть, когда бы этого захотели. Так вот, я хочу умереть. Хочу уже столько лет, что давно потеряла им счет. Скажи, что я должна сделать, чтобы смерть пришла ко мне?
Калди опустился на пол рядом с ней. Пристально глядя ей в глаза, он произнес:
— Нам просто-напросто нужно сделать то, чего мы не сделали тогда, в тот роковой момент, многие столетия назад.
Она нахмурилась.
— Янош, но Заратустра давно стал прахом, с тех пор миновало тридцать веков. А Святому Распятию уже две тысячи лет. Как же мы можем спасти их сейчас?
— Но мои слова не имеют отношения ни к Заратустре, ни к Иисусу, Клаудиа, — ответил он. — Вспомни символ веры: «Зло изиутре одолей, извне зло побори». Это значит, что мы должны уничтожить зло в себе и бороться с ним в других.
Она ответила не сразу, мучительно пытаясь постичь смысл его слов, а потом беспомощно покачала головой.
— Нет, Янош, нет. Не понимаю. Не представляю, с чего начать.
— Янош, — заговорил Бласко, — о чем это ты?
Взглянув на своего старого друга, своего сторожа и свою жертву, Калди улыбнулся.
— Бласко, за все эти годы ты ни разу не спросил, каково мне бывает, когда приходит превращение.
Старик отрицательно мотнул головой.
— Мне не хотелось этого знать, Янош.