— Зачем Тили останавливать чуму? Чума для стрибов на пользу. Их сделалось слишком много.
— Бога ради, помоги нам. Скажи нам, что делать!
Тили не ответил.
— По крайней мере, хоть мне помоги! Я не знаю, что делать. Я не могу оставить старика; Криб не пойдет за помощью. Помоги мне! Сделай хоть что-нибудь! Что угодно!
Внезапно тело больного стриба подбросило над землей, развернуло в воздухе и вновь бросило на землю, в грязь, где он затрясся в отчаянных судорогах. Все это сопровождалось громким потрескиванием. Он содрогнулся и затем затих — неподвижность смерти, которую ни с чем нельзя спутать.
— О — Боже — мой, — сказала сестра Мэри, — ты убил его.
— Это всего лишь стриб, — ответил Тили, двинулся прочь, вниз по улице и пропал из виду.
— Вставай. Криб, вставай. Хватит валяться в грязи, черт тебя побери. Он ушел. Он убил старика.
Криб осторожно отнял ладони от глаз.
— Ты же просила Тили помочь тебе, — напомнил он.
Затем, разумеется, сестра Мэри помолилась за старика. За Стрибов. Молилась, чтобы это и вправду не оказалось чумой. Но, как уже заметил Криб, ее молитвы, как всегда, остались без ответа.
— Что, никого нет? — невинно спросил Криб.
III
Через две недели большая часть жителей Сумерек была больна, смертельно больна. Не выздоровел ни один. Стрибы, разумеется, даже не пытались помочь себе. Те, кто еще не заразился, проводили все свободное время, спокойно плетя из соломы огромные пестрые корзины. «Это гробы» — объяснил к ее ужасу Криб. Оказалось, что все тела укладывали в эти соломенные саркофаги, затем корзины наглухо зашивали, грузили на телеги и вывозили за город, сваливая там как попало. Вначале стриб делал такую корзину для себя, потом продолжал работать над корзинами для друзей или родственников: это было настоящее торжество смерти.
Больше всего сестру Мэри поразило даже не черствое отношение Криба к остальным стрибам, но его равнодушие к самому себе: его явно не заботило, заразился он чумой или нет. В ответ не беспокойство сестры Мэри он лишь покачал головой и сказал:
— Мы все всего лишь стрибы. Все, кроме тебя, сестра Мэри.
И он мягко дотронулся до ее щеки своей большой ладонью.
Это сильнее всего растрогало ее.
— Нет, нет, — сказала она. — Ты — особенный. Каждый из вас — особенный.
— Тогда к чему чума? — сказал Криб тем тоном, в котором сестра Мэри научилась распознавать насмешку.
IV
Эта мысль пришла к ней во сне. Ей снилось, что она опять дома, на Земле. Должно быть она вернулась, так ведь? Потому что напротив за своим большим столом сидел отец Бреннер. Старикашка аббат всегда усаживал посетителей на хрупкий деревянный стул, а сам устраивался за массивным дубовым столом, на некоем подобии трона и глядел оттуда сверху вниз. Прости меня. О Боже, прости меня за эти мысли.