Максим невольно подумал сейчас о том, что этот взгляд на жену — точно бы со стороны — очевидно, свойствен всем, кто опасно болен, когда зрение неминуемо обостряется. Даже вот в своей жене заново открываешь необыкновенно прекрасную женщину, будто раньше и не замечал никаких ее достоинств.
Вечером позвонил Нечаев. Говорившая с ним Елизавета Михайловна попыталась объяснить, что лучше бы зайти через два-три дня. Но Максим вмешался в их разговор.
— Заходи завтра, — сказал он. — А мою половину ты, пожалуйста, извини, она же медик, вот и захватила власть, как в больнице.
Ночь прошла спокойно. Кажется, стенокардия отступила: кроме легкого, вполне терпимого жжения в груди, Максим ничего другого не ощущал, никаких давящих накатов. Да и это жжение вскоре вовсе прекратилось. Он лежал, довольный тем, что жена, намаявшись за день, уснула крепко, и думал, неторопливо думал о своем преемнике.
Как пойдут дела у Нечаева? У коммуниста нет сильнее оружия, чем собственный пример: быть первым на линии огня, а в обиходной жизни не пользоваться никакими привилегиями. Конечно, партийная работа — тоже служба, но исключительная по самой своей природе, тут нет восходящих линий в привычном иерархическом понятии. Главное в ней — прямое, непосредственное служение высоким идеалам. И тут заслуги измеряются не столько масштабом работы, сколько верным исполнением долга. Быть наделенным всеми этими качествами от роду невозможно. Они приобретаются с течением времени. Опасайся лишь того, чтобы попутно не усвоить случайное и преходящее. Да, смена поколений идет своим чередом: кто-то уходит незаметно, кто-то навечно остается в памяти людской. И уметь делать жизнь с кого — не просто ученическое подражание, пусть оно неизбежно поначалу. Бывают люди дальновидные, но слабые практики, а бывают искусные мастера своего дела, но лишенные чувства перспективы. Инженер может быть или тем или другим — это не беда в государственном оркестре. Политический работник должен быть и тем и другим одновременно, иначе он неминуемо выйдет в тираж.
Думая о Нечаеве, Максим ловил себя на том, что не слишком ли многого требует он от своего преемника, что у него-то самого случались и ошибки, и серьезные просчеты, которые лишь теперь, на вольном досуге, видны особенно рельефно. Незаменимых, конечно, нет на свете. Однако, если, положа руку на больное сердце, ты все-таки не можешь причислить себя к лику «дорабатывающих до пенсии», то, значит, не был ты равнодушен к ходу жизни, как бы ни мучила тебя неудовлетворенность сделанным.
Что ж, пусть в о л ь т а ж времени действительно очень высок, все равно надо пропускать его токи через себя всю жизнь, не надеясь ни на какие т р а н с ф о р м а т о р ы, чтобы понизить напряжение будней.