– Мёртвые на шахтах не работают.
– Ты откуда знаешь?
– У меня родной дядя до войны медным рудником заведовал.
– Вот! Медным! А кристаллы только мертвяками! Ерёма, подтверди.
Бывший профессор вздохнул и повернулся лицом к забранной горбылём стенке, но старший десятник использовал его молчание как знак согласия.
– Вот видишь, Михась, если Еремей про это забыл, значит, было о чём забывать.
Лётчик плюнул, попав в низкий потолок, и тоже отвернулся. В то, что сотник не разберётся в их невиновности и честности, как-то не верилось. Не хотелось бы умирать глупо. В бою – ещё куда ни шло, а лучше, конечно, при совершении подвига. Так не страшно. Умирать вообще не страшно, иначе бы не вызвался добровольцем в лётный отряд, но хочется сделать это с чувством и толком. Но без расстановки. Да.
– Профессор, вы спите?
– Чего тебе?
– А как вы думаете…
– Обычно я думаю молча, – недовольно пробурчал Баргузин и попросил: – Ты тоже помолчи, а?
В палатке командира тоже происходил разговор, но куда как более оживлённый и содержательный – фляжка с золотистым легойским способствует откровенному развязыванию языков. Здесь можно. Здесь не учебный лагерь с его возведённой в абсолют дисциплиной.
– Не предатели они, командир, точно тебе говорю, – десятник сделал осторожный глоток. – Немного темнят, не без этого, но не предатели.
– Да я сам понял, – сотник принял фляжку и с отвращением посмотрел на полоску вяленого мяса на столе – оскорбительная закуска для столь благородного вина.
– И что же?
– Хочу знать, что там на самом деле случилось с профессором.
– Зачем?
– Нужно, – Елизар всё-таки отгрыз кусок мяса, вкусом и твёрдостью напоминающего подошву очень долго ношенного сапога. – Дело в том, что я закончил университет восемь лет назад и прекрасно помню заведующего кафедрой навийской словесности и древнебиармийского шаманизма Еремея Баргузина. Забавный такой толстячок с рассеянным взглядом, наплевавший на всё, что не касается науки. Ещё зануда страшный.
– Значит, там другой профессор был. Этот не на зануду похож, а на пиктийского дракона. Жилистый живорез со взглядом через прицел.
– Не был Баргузин бойцом. Вообще никем не был. Учёный же…
– Угу, – согласился десятник. – А чего сам дёргаешься, когда его видишь?
– Дёргаюсь?
– А разве нет? Внутреннюю чуйку не обманешь, командир.
– Может быть, – неохотно согласился Елизар. – Но всё равно это тот самый профессор. Тот самый, но совсем другой.
– Нам какое до этого дело? Тухлости мыслей в них нет, а о прочем… Засовывай троицу в первую же формирующуюся манипулу да и забудь.