— Я теперь разведена, — сказала я без эмоций.
— Я и раньше думал, что ты развелась.
— Ну, так теперь это официально. Нам нужно было послать документы в правительство штата, чтобы там дали им ход. Только на прошлой неделе я получила окончательное свидетельство о разводе с печатью судьи.
Он кивнул и ничего не ответил. Казалось, что он не испытывает жалости ко мне и не сожалеет о разводе, в который я сама себя ввергла. Ему, Эдди и Карен нравился Пол. Мне не удавалось заставить их понять, зачем мне понадобилось все разрушить. «Но вы же казались такими счастливыми» — вот и все, что они могли сказать. И это было действительно так: мы действительно казались счастливыми. Точно так же, как после смерти мамы казалось, что я отлично справляюсь со своими чувствами. У скорби нет лица.
Пока мы с Лейфом качались в гамаке, и перед нами мелькали огни ярко освещенного дома и костра, проглядывая меж деревьев. Мы слышали приглушенные голоса веселившихся людей. Вечеринка постепенно стихала, а потом и совсем умолкла. Совсем близко за нами была могила нашей матери. Может быть, каких-нибудь шагов тридцать дальше по тропинке, которая вилась мимо беседки и выходила на маленькую лужайку, где мы разбили цветочную клумбу, похоронили ее прах и установили надгробный камень. Я чувствовала, что она с нами, и чувствовала, что Лейф тоже ощущает ее присутствие, хотя ни слова об этом не сказала — боялась, что мои слова заставят это чувство исчезнуть. Сама того не заметив, я задремала, и проснулась, когда солнце начало подниматься в небо, вздрогнув и рывком повернувшись к Лейфу, забыв на мгновение, где я нахожусь.
— Я уснула, — проговорила я.
— Я знаю, — ответил он. — А я все это время не спал. Грибочки, понимаешь, такое дело…
Я села в гамаке и повернулась, чтобы получше разглядеть его.
— Ты меня беспокоишь, — проговорила я. — В смысле наркотиков.
— Уж кто бы говорил!
— То было совсем другое дело. Это был только период такой, и ты прекрасно это знаешь, — сказала я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали агрессивно. У меня была масса причин пожалеть о том, что я связалась с героином, но утрата доверия брата — об этом я сожалела больше всего.
— Пойдем, прогуляемся, — предложил он.
— Который теперь час? — спросила я.
— А не все ли равно?
Я пошла вслед за ним по тропинке, мимо безмолвных палаток и машин, и дальше, по подъездной дорожке к гравийному шоссе, которое огибало наш дом. Свет утра был мягким, тронутым легчайшим оттенком розового, настолько прекрасным, что я перестала обращать внимание на усталость. Ни слова не говоря, мы пошли к заброшенному дому, который стоял недалеко от нашего, вниз по шоссе, куда мы, бывало, убегали детьми жаркими летними днями, еще до того как выросли настолько, чтобы суметь водить машину.