- Ну? - резко потребовала она. - Так зачем его учить? - гнев придавал ей строгую, пронзительную красоту.
- Потому что это должен уметь каждый мужчина, - ответил я.
- Значит, он станет мужчиной? - упрямо продолжала она.
- Я не убиваю детей, миледи, - тихо произнес я, - но я не хотел бы, чтобы твой муж об этом узнал.
- Так как ты с ним поступишь?
- Он не причинит ему вреда, миледи, - вступил в разговор Осферт.
- Тогда как он с ним поступит?
- Продам его, - заявил я.
- Как раба?
- Подозреваю, что твой муж заплатит гораздо больше, чем можно получить за любого раба. Или, может, заплатят враги твоего мужа?
- Их у него полно, - сказала она, - но ты среди них главный.
- И наименее опасный, - развеселился я и кивнул в сторону команды. - Это все воины, что у меня есть.
- И всё же ты напал на Беббанбург, - добавила она, по ее тону трудно было судить, считает ли она меня полным глупцом или невольно восхищается тем, что я отважился на эту атаку.
- И почти преуспел в этом! - произнес я с тоской в голосе, - хотя, признаю, к этому моменту я, вероятно, был бы уже мертв, если бы ты не взяла своего сына посмотреть, как подкуют его новую лошадь, - я поклонился ей. - Я обязан тебе жизнью, миледи, и благодарю тебя.
- Ты обязан ей моему сыну, - отозвалась она с горечью, - я ничего не стою, но Утред...
- Ты имеешь в виду Осберта?
- Я имею в виду Утреда, - дерзко заявила она, - и он - наследник Беббанбурга.
- Нет, пока жив мой сын.
- Твоему сыну сначала придется захватить Беббанбург, - отозвалась она, - а ему это не удастся. Так что наследник - мой Утред.
- Ты слышала моего дядю, - оборвал ее я. - Твой муж может сделать еще одного наследника.
- О да, может, - яростно продолжала она, - он плодит бастардов, как кобель щенков. Он предпочитает плодить бастардов, но гордится Утредом.
Внезапная ярость в ее голосе меня удивила, как и предположение относительно мужа. Она воинственно уставилась на меня, и я подумал о том, как прекрасно ее лицо с выдающимися скулами и твердым подбородком, но смягченное полными губами и бледно-голубыми глазами, которые, как и море, поблескивали серебром.
Очевидно, Осферт думал о том же, потому что с тех пор, как она к нам присоединилась, не сводил с нее глаз.
- Значит, твой муж - глупец, - заявил я.
- Глупец, - повторил Осферт.
- Ему нравятся смуглые и толстые женщины, - сказала она.
Ее сын все это время слушал и при этих горьких словах матери безрадостно нахмурился. Я улыбнулся ему.
- Толстые и смуглые, худые и светловолосые, - сказал я ему, - все они женщины, и всех нужно лелеять.
- Лелеять? - повторил он.