Подходя к судну, Миша заметил фигуру человека, нервно прохаживающегося взад и вперед по набережной. Человек окликнул мальчика, прежде чем тот его узнал.
– Миша! Наконец-то! Живой и невредимый. Очень я за тебя волновался. Ты бы хоть сообщил кому-нибудь, куда уходишь, – сказал Бураков, облегченно вздыхая.
– Я же не опоздал, товарищ Бураков. Вы хотели к шести часам прийти.
– Да, да, пришел пораньше. Боялся за тебя. Ну а теперь скажи мне: ты письмо отцу писал?
– Писал… – с недоумением ответил Миша.
– Где оно?
– Первое отправил, а второе потерял.
– Ошибаешься, голубчик. Ты его не потерял. Что ты там написал?
– Ничего особенного.
– А вспомни-ка… Не писал ты, что шайку немецких бандитов выловил?
– Не-ет… Что вы? – возмутился Миша, но сейчас же осекся. – Хотя…
– То-то и оно… «хотя»… Вот это «хотя» и нам помешало, и тебе дорого могло стоить, – сказал Бураков.
Видя, что мальчик не может догадаться, в чем дело, он разъяснил, что письмо украла Нюся у него из кармана. Было заметно, как побледнел Миша.
– Ведь я предупреждал тебя, – продолжал Бураков. – Малейшая неосторожность, одно ошибочное слово – и все пропало…
– Что же теперь делать? – испуганно спросил Миша.
– Делать теперь нечего. Все кончено.
– Как кончено? Они удрали?
– Удрать они не успели, но Иван Васильевич недоволен.
Миша молчал. Он стоял перед Бураковым растерянный, подавленный тяжестью своего поступка. Что можно было сказать в свое оправдание? Ведь Бураков предупреждал, беспокоился о нем… Иван Васильевич надеялся, доверял… И вот он, Мишка, обманул это дорогое доверие… Тоска стиснула сердце. Чтобы скрыть от Буракова подступившие слезы, Миша торопливо отвернулся и начал шарить по карманам, разыскивая платок.
– Что-то простудился вроде… Насморк. И глаза болят, – глухо сказал он, усердно сморкаясь.
Бураков понимал состояние мальчика, но оставался сдержанным и строгим, как всегда.
– Запомни, Миша, что в нашем деле к указанию старшего надо относиться как к самому строжайшему приказу. Да и в любом деле опыт взрослых – самое дорогое для молодых поколений… Ты проявил пренебрежение к опыту старших. Извлеки из этой ошибки суровый урок для себя на всю жизнь… навсегда…
Миша молчал, тяжело переживая каждую фразу Буракова. Мельком взглянув на мальчика, Бураков замолчал. Он облокотился на гранитный парапет набережной и залюбовался предвечерними бликами, мерцающими на воде.
Маленький пузатый буксир уверенно рассекал воду, образуя крутую волну. Вот он скрылся под высоким Кировским мостом, осторожно таща за собой длинную, тяжело нагруженную баржу. Раскачавшаяся вода сломала отражение узорной литой решетки моста, его трехглазых фонарных столбов.