– Я говорю, достань нож и положи на край стола. Покажу кое-что.
Роберт медлил. Казалось бы, Тоот уже доказал верность лесному братству и за него, как и за каждого здесь, была обещана награда. За живого или за мертвого. Но все-таки он оставался чужаком. Держался всегда в стороне. И о себе не особо рассказывал, и других не расспрашивал. Зачем ему оружие? Ну не зарезать же Роберта. У него таких возможностей уже было предостаточно.
Лесной король вынул нож и положил на край стола рукояткой от себя. Вестник взял один из прямоугольных брусков стального цвета и стал медленно приближать его к клинку. Вдруг нож повернулся острием к руке Олвина. Тоот придвинул странный камень еще ближе. Нож, к изумлению своего хозяина, заскользил по столу, пока не достиг камня и не прилип к нему, издав звонкий щелчок.
Олвин усмехнулся, оторвал нож от камня и протянул его Роберту.
– Видал чудеса?
– Я не верю в магию, но, будь я проклят, что это было? – пробормотал Роберт, вертя в руках нож.
– Магия или не магия, но называется… – Олвин вернулся к свитку и по складам произнес: – маг-не-тит. Видно, что-то магическое в нем есть.
– Магнетит? И что это такое?
– Насколько я понял, вещество, из которого сделаны бруски. Я голову сломал, но никак не могу собрать устройство под названием… – он снова уставился в письмена, – стоунхендж. Камни пляшут, точно одержимые.
– А что это за устройство? Для чего?
– Есть у меня догадки. Но не уверен. Плохо понимаю тайнопись.
– Тогда объясни мне, для чего ты выкрал хранителя из цитадели? – Роберт вернул клинок в ножны. – И сколько ему еще сидеть в яме? Ты, верно, забыл уже про него?
– Нет, друг мой, не забыл. Но и ты не забывай, что он как-никак клир ордена вестников. Неужто думаешь, что он разоткровенничается, стоит задать ему пару вопросов? Обету хранить тайны мы, вестники, верны до конца.
– Как и обету верности? – усмехнулся Роберт. – А что скажешь насчет покойного Созомена Вульдегорна?
Перестав смотреть в письмена, Олвин послюнявил пальцы и притушил пару свечей.
– Это ты точно подметил, дружище Роберт. Уж если сам великий магистр ордена замешан в измене…
– Так в чем же дело, Тоот? Допроси пленника. Не расскажет по-хорошему, будем пытать. Ты же сам уверял всех нас, что время не ждет. Что враг уже в Гринвельде.
– Все так, – кивнул Олвин. – Но пытки – грубая и отчаянная мера. И не самая надежная. Боль, страх… Они могут свести с ума. А то и убить раньше, чем человек успеет заговорить. Под пыткой скажешь не правду, а то, что хотят услышать палачи. Причем от боли и сам поверишь в собственную ложь. Такие показания нам лишь во вред. Другое дело – сломить дух. Сломить не болью, но отчаянием. Человек в своем уме, но более сговорчив. Нет у него сил противиться.