— С того самого дня, — продолжала МАриамна, — эхо этого пророчества звучит в моих ушах. Слова святого учителя подтвердили мои собственные видения будущего. Доблестный золотой Иерусалим близок к гибели, словно украшенный гирляндами, надушенный жертвенный вол, ведомый к алтарю и не осознающий своей судьбы. «Не оставят в тебе камня на камне».
И здесь меня вновь охватил страх, то же самое предчувствие, пугающее и пронзительное, словно вид призрака. Но я не мог принять пророчества рабби Иисуса. Я чувствовал, что должен протестовать против столь ужасной судьбы.
— Это невозможно! — закричал я. — Разве Бог не готов был пощадить Содом хотя бы и ради десяти человек? Разве Иерусалим хуже Содома? Разве в этом великом городе не более десяти праведников?
— Не знаю, — ответила Мариамна. — Но я знаю, что мы творили зло, и отвращали лицо от Бога. Да, я могу прочесть твои мысли. Ты думаешь, что не мне об этом говорить, что я разбогатела, продавая девушек, и создала свое состояние на внебрачной связи, что в доме у меня нечистые статуи, а для фарисеев я прокаженная. Но не будь слишком суров со мной, Луций. По крайней мере я щедра, и я не гоню бедных, приходящих к моим воротам. Я никогда не грабила тех, кому не по карману быть ограбленным. Даже мои рабы имеют основания благословлять меня, а не проклинать. Но могущественные люди этого города отвергли Бога, а первосвященники только играют в священников. Они угнетают народ даже яростней чем римляне. «Как прекрасен золотой Иерусалим!» — восклицают те, кто впервые видят этот город. И правда он прекрасен золотой Иерусалим, когда ты смотришь на него со двора Храма или из дворца Ирода. Но спустись к улицам Нижнего города, пройди по долине Гинном, к Навозным воротам, где живут самые бедные. Здесь нет ни золота, ни красоты. Грязь и бедность, болезни и убожество, гниющие прокаженные, копающиеся в грязи голодающие дети, в поисках выкинутого богатыми мяса или несколько рваных тряпок, чтобы прикрыть свое тело. Пока верховные священники жиреют на доходы с Храма, бедные становятся еще беднее. Мудро сказал об этих священниках добрый раввин: «Дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников».[20]
— Похоже, рабби Иисус сильно повлиял на тебя, — заметил я. — Можно подумать, что ты христианка.
Мариамна улыбнулась.
— Я не христианка, но я признаю, что он повлиял на меня, и что многое из его слов осталось в моей памяти. Хотя сама я далеко не святая, я знаю, что такое святость, когда вижу ее в других. Именно потому я так серьезно отношусь к его пророчеству о падении Иерусалима, и когда ты сказал, что Иерусалим лучше Содома, я могу сказать «Да», но не намного, ведь первосвященники делают из религии посмеяние, и здесь много ненависти, горькой ненависти. Если щит Рима будет убран от первосвященников, народ разорвет их в клочья. Это так, мой Луций, и они это знают.