Но чужих следов на подступах к сараю не было… Удивительно. В данной ситуации следовало сесть и хорошенько все обмозговать. Но лютый холод гнал прочь. Максимов запрыгал, стуча ботинками. Ноги коченели. Он подбежал к стеллажу, бегло осмотрел содержимое полок. Керосиновая лампа, горелка, горка ржавых запчастей, крепеж, какие-то промасленные свертки, обрывок матраса, ведра, коробки, ломик, почему-то садовая лейка, мешки с удобрениями… Все, сносить сорокаградусный мороз уже было невмочь. Он сделал несколько упражнений на разгон крови, выбежал из сарая и, рискуя лишиться ног на операционном столе, сделал все же дополнительный кружок вокруг домика. Он просто хотел убедиться, что в слежавшемся снеге нет посторонних следов. Он в этом убедился.
Войдя в дом, он вновь столкнулся с дворецким. Шульц стоял в вестибюле и настороженно смотрел, как сыщик с перекошенным лицом сбрасывает с себя заиндевевшую дубленку, стучит сапогами, трет руки.
— Ну что вы смотрите, Шульц? Дырку протрете! Где коньяк, я вас спрашиваю, что вы как неживой?..
— Коньяк в баре, господин детектив, — неохотно выдавил дворецкий. — Вы дойдете или вас препроводить?
— Да дойду, не на костылях… Послушайте, любезный, вы уверены, что никто из постояльцев не знал про этот гараж?
— Полагаю, никто… — дворецкий недоуменно пожал плечами. — Но поручиться, разумеется, не могу. А что, собственно, стряслось? Может быть, вы все-таки…
— Второй вопрос. Вы уверены, что, кроме вас, никто не видел, как Ордынцев уходил из дома?
— Мне думается, никто… — дворецкий явно растерялся, — но в вестибюле и коридоре было не так уж светло… А кто еще должен был увидеть?
— Понятия не имею, — пожал плечами сыщик. — Очевидно, тот, кто сделал из него кролика в томатном соусе. Это я образно, уважаемый. Прирезали вашего администратора.
Собеседник отшатнулся. Возникло опасение, что его сейчас вырвет.
— Такие вот дела, милостивый государь, — поджав губки, заключил Максимов. — У меня к вам просьба, Шульц. Не могли бы вы поставить в известность обитателей пансионата, что администратор мертв?
Благородный коньяк струился по жилам. Вот она — толика блаженства. Слишком щедро отхлебнул. Он стянул в номере носки, уселся на диван и принялся разминать окоченевшие пальцы. Холод уходил, оставляя дергающую боль. В дверь деликатно поскреблись.
— Давайте, — сказал Максимов. — Не заперто.
Вошел телохранитель Шевченко. Немного бледный, в глазах хронический недосып, но живой и при исполнении. Мо-ло-дец.
— Прошу прощения, детектив, с вами хочет поговорить Пал Палыч.
— Да неужто? — Максимов сделал изумленное лицо. — Проняло вашего шефа? Он хочет раздуть свою охрану ровно в два раза?