– Садитесь, садитесь, – сказал он, показав на диван. Достал из ящика блокнот и положил его на стол.
– Я задам вам несколько вопросов, – сказал он.
Я села и тоже вытащила из пачки сигарету.
– Вы работаете?
– Да. Я хостес в «Ча-ча-клубе». – Бессмысленно было скрывать, даже вредно.
Он опять несколько раз кивнул, поправил очки и затянулся сигаретой. На ней вырос столбик пепла, который вот-вот должен был упасть.
– Вы ведь работаете по вечерам? Кто в таком случае будет присматривать за вашим сыном, пока вы на работе?
– Друг.
– Вы можете сказать, как зовут этого друга?
– Эрик Кнудсен.
– Он ваш любовник?
– Нет. Просто друг. Он американец. Взрослый мужчина. Бога ради, он инструктор по йоге и дал обет безбрачия! – Почувствовав скрытое недовольство Готондысан, я вздохнула и пояснила свою мысль: – Кей не будет видеться с отцом так же часто, как раньше, но у него будет перед глазами прекрасный образец для формирования мужской модели поведения.
«Как это по-американски», – наверно, подумал адвокат. Как будто судье будет не все равно.
Готонда взглянул на свои записи и цыкнул зубом. Постучал по блокноту ручкой.
– Был ли этот Эрик вашим любовником раньше?
– Нет.
– Были ли вы верны Ямасиро-сан?
– Да. Абсолютно.
Я ведь была образцовой японской женой, разве нет? Провела шесть лет под неусыпным надзором окасан. Она ни при каких обстоятельствах не сможет обвинить меня в измене.
Я вспомнила свою жизнь, перебрала свои разговоры с Юсукэ. Рассказывала ли я ему о том, что принимала прозак после разрыва с Филиппом? Что в колледже покуривала травку? Что позировала на занятиях по обнаженной натуре?
Проиграю ли я дело из-за того, что курю?
Готонда-сан пыхнул сигаретой и покачал головой.
– Знаете, – наконец сказал он, – в Японии похищение собственного ребенка не является преступлением.
* * *
Через несколько дней после развода я позвонила матери.
– Что значит, ты потеряла Кея? – переспросила она. – Что ты натворила?
– Ничего.
Когда она ушла от моего отца, вопроса, кто будет воспитывать меня и двух моих братьев, не возникало. Отец работал врачом, у него не было ни времени, ни энергии, ни желания заниматься нами. Он каждый месяц присылал нам деньги, но их никогда не хватало. Вспоминая, как горько был сжат рот матери, когда мы стояли в очереди к магазинной кассе, я думала, что, может быть, она предпочла бы жить более свободно. Ей было тяжело с нами, но у нее не было выбора.
– Ну, что-то ты должна была натворить. Завела любовника?
Последний раз она говорила со мной таким тоном лет десять назад, когда нашла косяк в кармане моей куртки. А я-то рассчитывала на сочувствие.