– Спортсменка, – добродушно сказал худощавый. – Говорят, немного только до Олимпиады недотянула.
– Давай проверим, – улыбнулся лобастый.
Худощавый снова выдвинул ящик стола и положил на стол черный шнур.
– На гибкость придется проверять, – вздохнул он, встал из-за стола и подергал шнур, который держал за оба конца. Шнур несколько раз хлопнул в его руках.
– Твари, не трогайте меня! – закричала Салеева и подалась вбок.
Лобастый подлетел к ней и, встав за ее спиной, положил большую красную, как будто обмороженную руку ей на затылок. Салеева открыла рот, втянула в дырку губы, сморщилась, сощурилась и захныкала. Худощавый встал перед ней. Лобастый взялся другой рукой за сочленение браслетов, потянул их вверх, заламывая ее руки. Она поползла со стула. Он опустил ее руки, и они безвольно пугливо прижались к спине.
– А-а-а! – заорала Салеева. – А-а-а!
Лобастый надавил ей на затылок, ее голос хрипнул.
Худощавый схватил ее за пучок и потянул голову вниз, неожиданно сильной ногой разъединяя ее стопы.
– Не трогайте меня! А-а-а! – хрипло кричала Салеева, мотая туловищем в стороны. – Ах-ха-ха-а, – всхлипнула она, втянув губы в себя. – Отойдите от меня! Отойдите! Зачем вы так делаете? – ревела она, растягивая слова. – Вас бог накаже-е-ет! За то, что вы так делае-е-ете!
– Спокойно себя веди, – лобастый похлопал ее по плечу, и Салеева сделала попытку увести плечо из-под его похожей на отбивную руки.
– Зачем вы так делаете… мне?! – резано кричала она.
– Так даже птицы не кричат в поднебесье, – хихикнул худощавый.
– Вы не на ту нарвалися, понятно?! Не на ту! Ясно-а-а?! – крик, вырывавшийся из ее сдавленного горла, словно ножами царапал стены, оконное стекло, столы. – Зачем вы так делаете?! У меня ребенок, понятно? Говорю, что ничего не знаю. А-а-а! А-а-а!
– Да не ори ты, сука! Заткнись, тварь! – раздался тонкий голос из-за стола, за которым сидела женщина. Пуговичка на ее рубашке вздрогнула, сдерживая растянувшуюся на груди ткань. Выдав эти слова через нос, женщина снова опустила голову к бумагам.
– Слышишь че! – заорала Салеева, мотая в стороны плечами. – Тебе бы такой срок светил, ты бы заткнулася?! Я здоровьем сына родного клянуся, я ничего не знаю! Сыном родным клянусь…
– Не клянись, – сказал худощавый, удерживая ее голову. – Клятвы – от лукавого.
Дернув, худощавый пригнул ее голову к коленям и просунул в дырку между ними. Голос Салеевой оборвался и ушел вниз, заклокотав в груди хлопающими всхлипами. Она ерзала на стуле, чтобы сползти с него. Казалось, кто-то сильный и верткий, задыхаясь, бьется внутри нее, чтобы вырваться из ее тела и схватить острый глоток воздуха. Лобастый шумно пыхтел.