Доехали мы удивительно быстро. В кабину заглянул мой водила, кинул мне мою сумку и вещи.
Сказал:
– Ночевать здесь придется. В интернате.
Я был согласен на всё и покорно поплёлся за ним.
Интернат оказался серым, занесённым снегом двухэтажным зданием. Судя по всему, здесь все уже спали, но дверь открыли без вопросов. Какая-то женщина с широким добродушным лицом, взглянув на меня, сказала:
– Положу тебя в изолятор. Счас другого места уже не найду.
Изолятор так изолятор. Мне было уже совершенно всё равно, где лечь, укрыться своим стыдом, и забыться сном. Завтра, глядишь, уже и полегчает.
Водила глянул на меня:
– Ну бывай, пацанчик. Я к другану ночевать пойду.
Меня с новой силой окутал стыд: в мужскую компанию ссыкуна не принимают – лучше сдать его на ночь к деткам в интернат. Сжав крепче зубы, я протянул ему руку. И тут же испугался: а вдруг не пожмёт?
Пожал. Даже по плечу похлопал.
Сказал:
– Ничо было приключеньице, да?
И засмеялся. Но как-то так по-доброму, что у меня отлегло на душе. И захотелось сделать что-то хорошее для этого человека.
Я снял с пояса свой позорный нож и протянул ему ручкой вперед.
– Возьми… Возьмите в подарок.
Тот взял клинок в руки и внимательно рассмотрел.
– Серьёзный ножичек. Откуда?
– Самоделка. Друг подари… То есть друг для меня сделал. Возьмите, пожалуйста.
Тот вновь улыбнулся, и я понял, что он сейчас ответит отказом.
– Ну, пожалуйста!
Взгляд его наткнулся на мой, и он видимо передумал отказываться. Аккуратно опустил нож в карман и спросил:
– Звать-то как тебя?
– С-саша.
– Володя.
На этот раз пожатие было куда крепче. По-моему, он ещё что-то хотел сказать, но передумал. Быстро повернулся и ушёл не оборачиваясь.
Женщина с широким добродушным лицом повела меня в обещанный изолятор, который оказался небольшой комнаткой на две кровати.
Сказала заботливо:
– Покормить-то сёдня уж нечем, только с утра. Может чаю принести?
Я жутко хотел чаю, но не решился. Ответил, стараясь придать голосу твёрдость:
– Подожду до утра. Очень спать хочется.
Та посмотрела с сомнением, но ничего больше не сказала. Указала на железную кровать, рядом с которой стоял стул, и ушла, прикрыв дверь.
Я разделся, отметив в полутьме (свет пробивался из коридора через небольшое зарешеченное окошко), что на соседней кровати кто-то спит, и с наслаждением вытянулся. Лицо, руки и ноги жгло, а мышцы болели так сильно, что я никак не мог расслабиться. Осторожно повернувшись набок, я взглянул на соседнюю кровать и… обмер: на меня смотрели те самые два глаза, которые я сегодня видел в лесу, – тот же жёлтый, беспощадный блеск. Та же холодная сила!