Майкрофт, который, казалось, спал все это время с открытыми глазами — судя по вниманию, уделяемому им разговору, — склонился вперед. Нынешний председатель, похоже, настолько привык уступать место своему коллеге, что откинулся в кресле и позволил тому заняться делом.
— Борегар, — спросил Майкрофт, — а вы слышали об убийствах в Уайтчепеле? О так называемых преступлениях Серебряного Ножа?
— Что нам делать? — закричал «новорожденный» в островерхой кепке. — Как остановить этого злодея, режущего наших женщин?
Коронер Уинн Бакстер, напыщенный чиновник средних лет, причем явно непопулярный, явно разозлился и попытался удержать ход дознания под контролем. В отличие от представителя Высокого Суда, у него не было молотка, поэтому ему приходилось стучать по деревянному столу открытой ладонью.
— Если последуют еще какие-либо нарушения подобного рода, — заявил Бакстер, пристально осматривая присутствовавших, — мне придется очистить помещение.
Угрюмый грубиян, который, наверное, казался голодным, даже будучи «теплым», опустился на скамью. Его окружало сборище подобных ему. Женевьева знала такого рода типов: длинные шарфы, поношенные пальто, карманы, оттянутые книгами, и жидкие бородки. В Уайтчепеле ютилось множество республиканских, анархистских, социалистических и повстанческих фракций.
— Благодарю, — иронически произнес коронер, перекладывая бумаги. Буян обнажил клыки и что-то пробормотал. «Новорожденные» не любили, когда «теплые» брали над ними верх, но целая жизнь, проведенная в постоянном страхе начальственного окрика, не проходит бесследно.
Шел второй день дознания. Вчера Женевьева сидела в конце зала, пока горстка свидетелей давала показания касательно происхождения и перемещений Лулу Шон. Среди бродяжек Ист-Энда она была особенной. Графиня Гешвиц, мужепободная вампирша, утверждавшая, что приехала с девушкой из Германии, выболтала кое-какие факты из биографии Лулу: ряд поддельных фамилий, сомнительных связей и мертвых мужей. Имени, с которым та родилась, никто не знал. Согласно телеграмме из Берлина немецкая полиция все еще имела намерение допросить ее в связи с убийством одного из ее недавно почивших супругов. Все свидетели, включая графиню Гешвиц, которая и обратила жертву, были явно влюблены в Лулу или же желали ее, отвергая все доводы рассудка. Очевидно, «новорожденная» могла стать одной из les Grandes Horizontales[6] Европы, но глупость и несчастная судьба довели ее до участи четырехпенсовой попрошайки в самом грязном районе Лондона и, в конце концов, ввергли во власть жестоких милостей Серебряного Ножа.