– Паволоки ромейские есть, тонкие, с золотой нитью, не то что ваши полотна, на солнце сушенные да в воде мокшие! Ножи знатные, хоть на медведя с ними, хоть на врага, все одно, с первого взмаха голову отрежут. Украшения женские да мужские такие, что глаза разбегутся, со всего света. Бусы, браслеты, ножны для мечей, из кости много что…
Усмехаются ладожане, не поймет свей почему, а те кивают, мол, завтра ты нам свое покажешь, а мы тебе свое, и поглядим, чье лучше будет. Разгорячился гость, божится своим богом, что лучше, чем у него, и не сыщешь, готов об заклад биться. Хорень и предложил заклад, да с усмешкой, мол, побоишься, гость, не сдюжишь. Разъярился свей, поклялся на всем своем товаре против шапки Хореня, остальные гости его успокаивают, хоть тоже и впервой на Ладоге, а наслышаны про умение ладожан да про торги у них хорошие и понимают, что не зря так уверен Хорень. Только первого не остановить, побились об заклад. Смеются ладожане, советуют Хореню к Сирку сходить, чтоб шапки не терять. Тот согласно кивает, я, мол, не говорил, что у меня все есть, но у ладожан точно.
Ушли местные спать, а прибылый опомнился, чует, что попал, да обратного хода нет, слово купца должно быть крепко, не то с ним никто торговать не станет. Погрустнел гость свейский, понял, что болтовней своей да горячностью себя сгубил, не знает, что и делать. Подсел к нему самый старший, попенял, что неуемным был, посоветовал ночью тайно сняться и уплыть подале, не станут ладожане гнаться. А там подождать, пока остальные догонят, и к Ильменю вместе идти. Вздохнул свей, послушался старшего, помогли ему темной ночью лодью на воду спустить, да без весел, на одном парусе, чтоб с берега не слышали, уйти.
Утром увидели ладожане, что спорщик сбежал, посмеялись от души и над ним, и над Хоренем, мол, уплыло его богатство.
Одного не заметили ладожане, что Хорень исчез вслед за свейскими гостями, а может, и не вслед, а той же ночью. Только жена его Любава забеспокоилась, что муж домой не вернулся ни к утру, ни на следующий день. Но никто Хореня не видел после разговора с купцами. Всяко бывало, уходили мужики надолго то в лес, то купцов провожать, да только возвращались через несколько дней. Тут чуть не неделя прошла, а Хореня нет, стала Любава расспрашивать, кто видел мужа последним, о чем разговор с купцами шел… Вспомнили ладожане про спор со свейским гостем, про заклад, решили, что неладно свеи с Хоренем сотворили, чтобы заклад не платить. Вспомнили, и что того купца на торжище не было, и Хореня не видели, а должен бы, хотел же изделиями Сирка да остальных похвастать. Хвастать Хорень любил, не смог бы упустить такое. Он вообще слыл среди ладожан спорщиком и забиякой. Еще мальчонкой вечно в синяках ходил – дрался с любым, с ним не согласным. А тут вдруг исчез. Неладно что-то, недоброе с ладожанином случилось. Свеи уже уплыли, и когда обратно пойдут, кто знает. Зашумела Ладога, заволновалась. Кто Хореня ругал ругательски, мол, нечего было самому свея заводить, дразнить, а другие говорили, что купец виноват, чего свое лучшим считает? Только разговор в который раз к одному возвращается – Ладоге какой-никакой заслон нужен, чтоб не могли проплыть мимо просто так, чтоб остановить можно было да спросить строго.