Я поставил «датсун» перед входом в «Питер-Плейс» и велел привратнику — зачисленному в штат под именем Годзилла — присматривать на ним. Марта ушла к себе в офис принимать заявки на завтраки, обеды и «сцены».
Я погрузился в привычную утреннюю рутину: обошел бар, кухню, столовую, спальни, проверяя, на месте ли сотрудники и все ли готово к открытию.
Явился Янси Барнет принимать гостей в первую смену. Костюм-тройка из мягкой серой фланели, рубашка в полоску с белым виндзорским воротничком, сочного цвета галстук. В петлице гвоздичка.
— Очень впечатляет, — одобрительно кивнул я. — По какому случаю?
— Кажется, я влюблен, — сообщил он.
— И кто этот счастливец? — спросил я, а он засмеялся. — Янс, мне надо везти Кларе Хоффхаймер ее долю награбленного, вернусь через час. Держите оборону.
Идея Клары пополнять поток жеребцов из рядов вооруженных сил, привлекая военнослужащих, находящихся в увольнении или закончивших срок службы, работала прекрасно. Удивитесь ли вы, узнав, что мы заполучили также нескольких нью-йоркских полисменов и одного служащего ФБР?
В то утро на Кларе висело жемчужное ожерелье в три ряда, и не подделка. Жемчуг, по-моему, искусственно выращенный, отличного качества. Я заметил и новое кольцо с топазом, весьма смахивающее на кастет.
Я смотрел, как она тщательно пересчитывает деньги.
— Все тут?
— Все правильно, — кивнула она, не потрудившись добавить «спасибо».
— У вас такой цветущий вид, Клара, — небрежно заметил я. — Дела идут?
— Лучше некуда.
— Оно и видно.
Она похотливо ухмыльнулась.
Была она такой же мясистой, как Марта, только вульгарней — настораживающе опасный хищник. Интересно, как умеряет ее прожорливость Октавий Цезарь? Потом я подумал, что, возможно, именно это и привлекает его.
Она вышла из-за стола и пристроилась пышной задницей на ручке моего кресла. Обвила рукой мою шею.
— Мне нравится работать с вами, Питер, — произнесла она хрипловатым гортанным голосом. — У нас много общего.
Не самая приятная новость, услышанная мною в то утро.
— И мне нравится работать с вами, Клара, — соврал я. — Это выгодно нам обоим.
— Может быть, запереть дверь в контору? — предложила она, хихикнув.
В моем воображении возникла чудовищная картина: разложенная на столе, она катается по карандашам, обрывкам скотча и скрепкам, а сверху я, стонущий и пыхтящий.
Но останавливало меня не это. Я не собирался губить будущее «Питер-Плейс», наставляя рога Октавию Цезарю. Я лихорадочно соображал и наконец заговорил с горечью и печалью: