Властный густой бас недовольно пророкотал:
— Кто осмелился нарушить мой покой?!
— Мы, верные нукеры великого кагана.
— Ночью поганые собаки своим воем не дали мне уснуть. Проходите! Я думал, слуги или служанка… Откуда?
— Дальние — из Дешт-и-Кипчака, ближние — из Семиречья.
— Ой, баурым! Брат мой! Как я истомился по сородичам! — Человек, лежавший на подстилках, неуклюже поднялся, бросился к ним, раскинув объятия. От гулкого его баса гудело в ушах. — Ох, и тяжела судьба у великого кагана! От тоски умираю. До родного края далеко, а здесь и жрать-то досыта нечего. Наоборот, комары да слепни скорее нас сожрут. И солнце печет неимоверно. Околеть можно! Провались такая служба и такая жизнь!
— Этот почтенный человек — Юсуф Канка, родом из кипчаков, — представил его спутникам Бауршик и сам опустился на палас, улегся на боку. От долгой езды он уже не мог сидеть.
Речистый Юсуф сразу же принялся расспрашивать про родной край. Оказалось, что вырос он в Отраре, с юных лет питал склонность к далеким путешествиям, и эта неуемная страсть наконец погубила его, лишила родного края, милого порога, уютного очага, жены и детей, заставила одиноким голодным волком выть в этом белом шатре. Юсуф Канка был надежным послом кагана, его верным соколом, которого тот, хан ханов, пускал на врага лишь в тяжкий час испытания.
— Каков настрой души великого кагана? — поинтересовался Бауршик.
— Ой, не спрашивай! Упаси аллах от его гнева. Все живое трепещет перед ним!
— Помилуй бог! Как же нам быть?!
— Надейся на милость кагана. А пока отлежись. Небось натер ягодицы от долгой езды. Зарежь белого верблюда, хоть мясом полакомимся. Не подыхать же с голоду.
— А что? От каганского дастархана и объедки, что ли, не достаются?
— Э, брат, и с объедками что-то туговато стало.
— Выходит, каган готовится к походу?
— Может быть. Он намеревался пойти на джунгар и — еще севернее — на джакутов[26]. Но ханы тех племен оказались такими хитрозадыми льстецами, что и не знаешь, как с ними быть. Их ни коварством, ни гневом не проймешь.
— Что же так?
— Кагану дары шлют целыми караванами. Его нойонам — косяки отборных лошадей да девок непорченых. Как теперь на них нападешь? Вот каган и выходит из себя, не зная, над чьими головами мечом помахать. Никак не сообразит, на ком сорвать зло.
— Чьи же послы живут в соседних шатрах, почтенный?
— Один арабский посол, которому пятки прижгли раскаленными щипцами. Все остальные разбежались, разбрелись по белу свету и на все лады восхваляют могущество грозного кагана.
— За что же наказан арабский посол?