Тайные записки А.С. Пушкина, 1836–1837 (Армалинский) - страница 33

Я был готов проткнуть ей горло, если бы она замедлила с ответом или отвела взгляд, и она почувствовала это. Но как я мог не поверить ей после такой клятвы? Я спихнул ее с колен, и она шлепнулась на пол. Всякий приступ ревности заканчивался у меня возникновением дикого желания. N. лежала на полу и постанывала. «Знает уже, что я ее сейчас ебать буду», – подумал я и задрал ей платье. Бедра N. были в крови, и я удивился, как это я раньше не учуял запаха пиздяной крови. Моя женка выкинула.

После первых родов N. я решил больше никогда не находиться рядом, чтобы не слышать ее ужасных криков. Она кричала так, что я заливался слезами от сострадания и своей неспособности помочь ей. Я проклинал себя и ребенка, причинивших ей такие муки. На вторые роды я умышленно опоздал, а Бог все-таки заставил меня быть свидетелем выкидыша.

В крови лежал сгусток зародыша с рыбьим личиком.

К счастью, кровь быстро остановилась, боли прекратились, и через день N. была уже готова опять забрюхатеть.

* * *

Кровь месячных, кровь родов, кровь выкидышей – кровавые женщины. Сколько воды утекло – скажет мужчина, сколько крови – скажет женщина. Девушка теряет невинность не когда ей рвут целку, а когда у нее впервые кровь идет пиздой.

* * *

Только когда она брюхата, я чувствую покой, так как N. заполняется приготовлениями к родам, что если не полностью вытесняет, то, по крайней мере, теснит ее кокетство. Поэтому я изо всех сил стараюсь держать ее брюхатой, хоть это и разоряет меня: плодя детей, я вынужден плодить долги.

Беременность N. мне на руку также и потому, что она оправдывает мою жажду других женщин. На сносях N. не подпускала меня к себе, потому что врачи наговорили ей, будто это вредно для ребенка. Никакие уговоры не действовали. Я разозлился и сказал, что пойду и выебу блядь. N. восприняла это на удивление спокойно, но потребовала, чтобы это действительно была блядь, а не любовница.

Так я впервые признался в измене и получил разрешение на блядей. Обрадованный, я старался подсластить ее согласие, уверяя N., что бляди лишь взбадривают мои желания без всякого ущерба для моей любви к ней.

Это произошло, когда N. была брюхата Машкой. Но после ее рождения отменить разрешение на блядей было уже невозможно. Как-то раз я захотел N., но она была не в настроении. Я вскочил с кровати и молча стал одеваться. N. сказала ядовито: «Только не иди к дешевым блядям, а то сам заразишься и меня заразишь».

Поначалу я держался только блядей, ибо не хотел, чтобы в свете поползли слухи, что я изменяю жене.

N. примирилась с блядями, но ревность по отношению к остальным женщинам обострилась у нее необычайно. Если на балу я задерживал взгляд на какой-либо женщине, N. свирепела и мстила мне отчаянным кокетством.