Сержант кивнул.
— Это ты хорошо придумал. Народ здесь не пуганый, нечего заранее панику наводить. — Швальбе положил комочек обратно, достал кинжал и быстрым движением сорвал пробку со стеклянного сосуда хозяйки. — Ну что, майн кляйнен портовайнегеносенн, пойдем завтра общаться? — потянул носом над пузырьком, дернул плечом. — Душевный самогон, на травах, не порохе каком-нибудь… Боггарты говоришь, хех…
Выдвинулись рано утром, пока солнце еще окончательно в права не вступило. Если ожидается жаркое дело, идти надо с раннего утра, лучше вообще затемно. А то к полудню даже под пологом леса станет жарко, как в турецкой парной. Швальбе по молодости бывал в тех краях и в вопросе разбирался неплохо. Оно и не страшно, но только если ты не в железе пополам с вываренной в масле кожей. А без брони здесь не обойтись, это стало понятно еще накануне.
Раненного во вчерашнем поиске Гавела оставили на попечении похмельного старосты и вернувшегося под самое утро коновала. Глаза отрядного лекаря масляно блестели, поэтому в его рассказы о страшном море, упавшем на местную скотину, никто не поверил.
Идти было трудно, в дополнение к обычной броне солдаты обмотали ноги кусками материи и шкур — если возможный противник едва достает тебе до пояса, беречь ходули — первое дело. Сержант вывел отряд на поляну, где кончилась жизнь незадачливого Ульриха.
— Начали мы отсюда, — Мирослав ткнул пальцем в густую россыпь пятен засохшей крови. — Прочесали все вокруг по спирали. Нашли малую тропку. Свежая. Тропа чуть прибитая, почти и поднялась вся. Только эти твари некрещеные забыли, что кровь сочиться любит. И сами за собой весь путь и открыли. Намного лучше хлеба Рапунцель дорожку отпунктировали.
— Мир, ты с какой курвой ночевал? — хмыкнул капитан. — Мудреные слова, как из рваного мешка, сыпешь.
— Пастор местный провел ночь в бдении и молитвах во спасение, — ответил сержант с постно-благочестивым видом. — А служанка его решила, что богоугодно будет скрасить ночь Божьему охотнику.
Тут уж весь отряд грохнул смехом и воплями одобрения. Служанку видели многие, и почти всем она пришлась по вкусу. Сержант расплылся в довольной улыбке.
— Отставить шум! — рявкнул Швальбе, дав отсмеяться отряду. — Мир, хватит хвастать. Дорогу не забыл, пока пыхтел?
Двинулись дальше, шли медленно, рассыпавшись в виде клина — сержант впереди, остальные за ним, почти все с тромблонами вместо привычных мушкетов. Только двое тащили не ружья, а небольшие бочонки. Сам Швальбе приготовил любимый и весьма редкий ствол — короткоствольное охотничье ружье под малую пулю, с трубкой-пламеукрывателем на полке (чтобы скрыть вспышку затравочного пороха). Такое орудие било не слишком убойно, зато очень точно и не так заметно, как обычное ружье, военное или охотничье. Самое то для леса, где палить далеко все равно не выйдет — не видно, да и деревья любую пулю остановят.