Гарет улыбнулся, но по его глазам было видно, что он не верит ни единому ее слову. Боу толкнула его локтем под ребра, да так сильно, что Гарет едва не потерял равновесие. Она не любила, когда им овладевала меланхолия.
– Пойдем шпионить за моим псом, – предложила она. – Я оставляла ему еду возле загона Фредерика всю неделю. – Боу просунула края подола в прорези карманов, пикантно обнажив нижние юбки.
– Ты еще не придумала ему имя? – спросил Гарет.
Взявшись за руки, они пошли к сараю.
– Сначала надо понять его характер, узнать поближе, а лишь потом имя давать. К примеру, если бы ты назвал мастифа моей невестки Петунией, ничего хорошего из этого не получилось бы. А борзой Молине никак не подходит имя Ангус или Джимми.
– И тебе бы не хотелось называть своего зверя Гулливером, когда он больше смахивает на Крузо.
– Именно так, – со смехом согласилась Боу. Хорошо, что муж оказался таким догадливым.
Фредерик нежился на солнышке в одном конце загона, а пес валялся у другого. Услышав шаги, поросенок и пес одновременно подняли головы. Поросенок вскочил на ноги и принялся с бешеной скоростью нарезать круги по загону. Пес, напротив, неторопливо поднялся и, не сходя с места, стал настороженно наблюдать за приближавшимися к ним людьми.
Пока Гарет чесал своего поросенка за ухом, Боу пыталась подманить пса аппетитной косточкой, предусмотрительно обмотав конец носовым платком. Пес шагнул к ней, и Боу помотала костью.
– Иди ко мне, мой мальчик, – нежно повторяла она.
Пес подошел достаточно близко, чтобы обнюхать кость. Боу боялась пошевельнуться. После недолгих колебаний пес осторожно взял кость и понес ее к дальнему углу загона, где улегся и начал грызть, с опаской поглядывая в сторону людей.
– Тебя можно поздравить? – спросил Гарет, напоследок ласково шлепнув поросенка по боку.
– Так близко он еще никогда не подходил, – заметила Боу. – Хотелось бы, чтобы он больше доверял людям, бедняга. В бродячих собаках есть что-то такое, что надрывает мое сердце.
– Во всех бродячих псах?
– Во всех до единого, – подтвердила Боу, и, взяв мужа под руку, пошла обратно к дому. – Когда я была маленькой, у меня был терьер с оторванным ухом и сломанным хвостом. Его звали Грендель. Я нашла его в Гайд-парке, он бегал там один, без поводка. И я сильно огорчилась, увидев его на портрете: художник, которого нанял мой отец, так сильно его приукрасил, что от настоящего Гренделя почти ничего не осталось.
Гарет остановился, ошарашенно глядя на Боу.
– Ты говоришь о маленькой собачке на семейном портрете, что висит в гостиной герцогини?