- Вчера на горке он в них снега начерпал. К утру - не высохли. У него носочки пуховые, - и наклонилась к малышу: - Юрик, не замерзли ножки?
Малыш замотал головой, устраиваясь на санках. Самсонов поправил у него под спиной подушку и протянул пластиковую лопатку:
- Ну, давай, космонавт! - потом сказал женщине строго: - Чтоб завтра в валенки обула, ясно?
Женщина что-то буркнула, намотала на варежку веревку санок и потянула их за собой.
Аркадьич проводил ее глазами, потом обернулся: Мишка стоял прямо перед ним.
- Александр Аркадьевич?! Вы не изменились, я б вас на улице узнал. Здравствуйте!
Они обменялись рукопожатиями. И Аркадьич, не сдержавшись, кивнул в спину уходящей женщине:
- А это – кто?
- Это - Юрий Олегыч, Самый Важный Человек! И Светка - без двух недель Олегова жена.
Он сказал это спокойно, без горечи, без боли. А горло Аркадьича снова сдавило. Досадно стало: зачем он вообще затеял эту встречу? Чтобы узнать, что его студия поломала жизнь еще одному неплохому человеку?
- Нам – сюда, - кивнул Миша на подъезд. – Замерзли, пока ждали?
Аркадьич качнул головой:
- Миш, я – совсем ненадолго. Может, и подниматься не стоит?
Но Миша по-хозяйски распахнул перед ним дверь:
- Заходите! Пока не согреетесь, я вас не отпущу!
Много раньше…
Мишка млел. Ладонь Олега медленно скользила вдоль Мишкиного члена, замирала на долгие секунды, нежно стиснув головку, потом, чуть касаясь напряженной плоти, опускалась вниз. Подушечками пальцев Олег пробегал по гладко выбритой мошонке, описывал овалами напрягшиеся яйца и снова смыкал кольцо пальцев у лобка.
Заходясь от наслаждения, Мишка стонал:
- Лёль, давай уже! Не могу больше!
- Можешь! Терпи! – искушающе шептал Олег.
И Мишка выгибался, привставая на лопатки:
- Ты - садиииист!
Теплая волна истомы разливалась по внутренней стороне его бёдер, спускалась к коленям, набирала жар. Пальцы Олега неторопливо шлифовали его наслаждение. Мурашки бежали уже к щиколоткам. Низ живота налился сладкой мУкой. И первая судорога подходящего оргазма на краткий миг сдавила поясницу.
Специально отдаляя пик разрядки, растягивая и смакуя чувства, Мишка выдохнул:
- Какие руки, Лёлечка! Как нежно! Так будет всегда? Много-много лет, правда? – и вздрогнул, когда Олег огорченно, неожиданно даже для самого себя, проговорил:
- Знаешь, я постарею. Они станут грубыми,…
Мишка, не открывая глаз, нахмурил брови. А Олег, не удержавшись, продолжал:
- Тогда найдешь девчонку – молодую, с мягкими ладошками, и она вместо меня будет так делать.
Мишка поднялся рывком, оттолкнул ласкавшую его руку и с болью в голосе вскрикнул: