– Ничего не понимаю. Ваша бабушка совершенно здорова, даже удивительно для ее возраста с учетом того, что ей тут довелось пережить. Она, кажется, просто сама решила умереть.
– Не надо передавать мне, что сказала фельдшер, – пресекла дома Хаима пани Ядвига. – Я никогда не болела, а сейчас болею – старостью.
– Нет такой болезни.
Пани Ядвига улыбнулась увядшими глазами.
– Голод – есть такая болезнь? Нет. Однако от него умирают, если вовремя не излечиваются едой. От старости тоже умирают. Но старость неизлечима. Не смотри на меня слезливыми глазами, сядь, послушай. Помнишь свой «оперный» концерт в «Оранже»?
– Конечно.
– Я сказала тогда, что знала человека с голосом, похожим на твой.
– И это помню.
– Ты тоже его знаешь.
– Да… Это мой отец.
– Когда ты догадался?
– Когда Мефистофлюс назвал ваше имя.
– Вот как…
– Еще в детстве я видел у отца вашу фотографию и спросил, кто эта девочка.
– Что же он ответил?
– Ядзя.
– И ты смог узнать в старухе девочку с фотографии?
– Я не узнал. Я почему-то понял.
– Мы с твоим отцом жили в Мемеле на одной улице.
– Он любил вас?..
– Если бы он любил, – усмехнулась пани Ядвига. – Нет, деньги перевесили Ядзю. Я его любила. Исаак и детство – лучшее, что у меня было в жизни, как ни странно слышать это от старухи. Потом я ненавидела его очень сильно. И не только его, многих, многих… Но все шло по плану, и все идет. Я должна была встретить дитя Исаака, чтобы понять, каким он не был, и – простить.
– А каким он… не был?
– Счастливым человеком.
– Вы считаете меня счастливым?
– В тебе редкий дар: ты умеешь чувствовать счастье вопреки всему.
Хаим кивнул на Марию, о чем-то весело беседующую с женщинами.
– В ней мое счастье.
– Да, оно в вас двоих, и это сильный огонь. Ты не задумывался о том, что наша юрта – единственная на всем мысе, которая до сих пор не знала смерти?
– Благодаря вам, пани Ядвига…
– Нет, – покачала она головой. – Это сделал ваш огонь, Хаим. Я согрелась. Если б не он, не стала бы и стараться. А теперь я уйду из жизни без ненависти к кому бы то ни было, с сознанием выполненного долга, как должен уходить старый человек. Бог примет – Он меня тоже простил.
…Пароход дал гудок отплытия, развернулся, и перед глазами переселенцев предстали знакомые берега и залив с брошенным поселком на пологой горе. Медленно проплыли мимо баня, пекарня, цех засолки, школа, площадь со Змеевым столбом и трибуной…
Двигатель судна набирал обороты, замелькали ряды землянок с плоскими крышами, крохотная издали юрта у холма. Пани Ядвигу неделю назад похоронили на самой его вершине, чтобы могилу не тронули море и весеннее половодье с лагуны. Женщины опять всплакнули, провожая глазами высокий памятник с вырезанным Хаимом деревянным солнцем. А скоро затерянный в море мыс исчез за горизонтом.