— Лаймон, пора, — сказал я в потолок.
— Еще минуточку, только минутку, одну, всего…
Высунулись маленькие хвостики, торопясь к большому хвосту. Я прислушался к писку и возне — очевидно, мышата или крысята жались под брюхо своей мамы.
— Лаймон…
— Перевернись на живот, крошка, для меня. Тебе же не трудно?
Недовольно кряхтя, я выполнил желаемое и перекатился.
— О, спасибо, спасибо тебе, добрая душа! Теперь я только стяну с тебя эту юбочку… — Я почувствовал, как он тянет ее, ухватив за подол.
Юбка заскользила по моим бедрам. Затем он запыхтел как паровоз, так что я уже всерьез испугался, что он возьмет вот так и гикнется у меня на глазах.
— Лаймон, тебе бы лучше посидеть, — бросил я за плечо.
— Я в порядке, в полном порядке, просто уже так давно…
— А как же Пух? Ты что, ни разу с ней не был?
— О, она, конечно, юна, но уже не такая, как ты, — чистая невинная малышка. Только самые маленькие, чистые и невинные, как те, из журнальной рекламы, возбуждают меня. А теперь, если ты не против, я сниму твои прелестные белые колготки, хорошо? — Он не стал ждать моего разрешения, сразу запустив пальцы под резинку.
Я лежал, скрестив руки под головой, и теперь, за недоступностью потолка, пялился на фото какой-то малолетней девчурки, прямо у меня перед глазами.
— Порядочек, теперь только спущу твои обворожительные тр-русики… Ле Люп так делал? Разрази меня гром, делал, ведь они ужасно очаровательны, такие р-розовые.
Я боднул головой сложенные руки и тут обратил внимание, что некоторые места на картинках Лаймона протерты до дыр.
Я почувствовал сзади еще один, последний рывок — и окончательно лишился колготок.
— О, что я вижу! Моя маленькая драгоценная принцесса у меня на кровати в одних розовых трусиках! О, я не переживу этого счастья!
— Пять минут прошли, Лаймон, — сказал я, обращаясь к девочке на стене.
— Только позволь посидеть рядом и погладить тебя, чуть-чуть. Я хочу прикоснуться к этой мягкой белой коже.
Я повел плечами, и он азартно уселся рядом, как игрок за карточный стол.
— У тебя кожа совсем как у моей падчерицы, — простонал он.
— Мне пора домой, Лаймон.
— Сейчас, сейчас… — Пальцы его забегали по моей спине, точно потерпевший аварию самолет, пытающийся найти место на аэродроме. Наконец, еще немного астматически попыхтев, он стал ласкать мне попеременно спину, руки и ноги.
— Как хорошо, Лаймон, — отозвался я на этот массаж и потер налившиеся тяжестью веки. — Кажется, это лекарство, которое вколола в меня Петуния, еще действует.
— А ты отдохни, расслабься, — заботливо закудахтал Лаймон.
— Ты классный массажист. У тебя здорово получается, — пробормотал я в сложенные руки, куда безвольно уткнулась моя голова.