— Можно посмотреть? — нетерпеливо хлопал я руками по бокам.
— Нет, ты еще недоделанный. Посмотрим, что можно сделать с твоими губами… тут тебе не слишком повезло: толстый нос, а губы тонкие.
Я провел пальцем по своим тонким губам. Да, никакого сходства. У нее были выпуклые, алые, блестящие.
— Смотри сюда, — она прицелилась красным карандашом.
Я тут же испуганно поджал губы.
— Не-е-ет… наоборот, выпяти. Да что ты выделываешься! — несколько раздраженно заметила она. — Ты видел, чтобы я так поджимала губы, когда крашусь? — Я помотал головой. — Губы должны быть в естественном состоянии.
Карандаш зачертил вокруг рта.
— Вот так… великолепно. А сейчас…
С замиранием сердца я услышал, как она открывает помаду. Восхитительный, ни с чем не сравнимый звук. Я уставился в белый пробковый потолок трейлера. Она стала красить мне губы. Я следил за движениями мамы, такой близкой сейчас, заглядывающей мне в рот: Она заметила мой взгляд, и я поспешно отвел глаза в сторону.
— Ну, вот… — она промокнула губы кусочком туалетной бумаги.
Миллион раз я повторял это подсмотренное у нее движение, но сейчас на бумаге остался красный след поцелуя. Я засмеялся, пытаясь заглянуть в зеркало.
— Подожди! Еще не все! — она схватила меня за голову. — А как же румяна?
— Да, да, конечно, — чуть не завопил я. — Пожалуйста. Обязательно румяна!
И проследил, как большой мохнатой кистью она припудривает мне щеки и потом все лицо.
— Нос не будем подчеркивать, не так ли, плосконосый негритенок?
— Угу.
— Значит, почти готово. Закрой глаза. — Она распылила сверху блестки, держа ладонь козырьком, чтобы не попасть мне в глаза, и этот жест снова заставил мое сердце вздрогнуть от радости.
— Можно посмотреть?
Она оглядела меня, как художник свое творение.
— Давай.
И повернула меня лицом к зеркалу. Я сморгнул несколько раз, не в силах поверить. Я не мог узнать себя в отражении. Это были ее глаза — подведенные и раскрашенные, только чуть поменьше. Губы мои стали полными, почти как у нее, и атласно-красными. И главное — я теперь почти не замечал своего носа. Он просто перестал бросаться в глаза.
— Ну как?
— Замечательно. Я… просто не узнаю себя, — благоговейно прошептал я.
— Видишь, я же говорила, что тебе следовало родиться девочкой.
— Я знаю, — пробормотал я и закусил губу.
— Перестань! Ты портишь это лицо.
— Прости.
— Теперь можешь радоваться, что я не стригла тебе волосы накоротко. — Она взяла электрощипцы для завивки.
В самом деле, я привык к волосам, и мне нравилось, что в магазинах меня принимают за сестренку Сары и говорят, как мы похожи. Иногда я даже получал за это конфеты. И лишь однажды разубедил того, кто обращался ко мне с таким комплиментом: