— Извини, Олег, за беспокойство. Ты меня неправильно понял. Я просто поскользнулся, упал…
— Очнулся — гипс, — острит он.
— …и зашиб оба колена. Сейчас мне нужно принять душ и идти в одно место. Ты мне немного помоги, а дальше я справлюсь сам.
Макаров смотрит на меня подозрительно, затем улыбается и качает удивленно головой. Хороший он все-таки мужик, думаю я и решаюсь ему открыться.
— Иду жениться, Олег. Надо же хоть раз попробовать, — говорю я, сажусь на кровати и закуриваю.
— Так бы и сказал, что побили из-за девки, — упрекает он. — Все бы тебе юлить. Одевайся, мы их сейчас найдем.
Ну что тут скажешь.
— Ладно, — вздыхаю я. — Лез я в женское общежитие по водосточной трубе и с третьего этажа в обнимку с ней рухнул на тротуар. Осечка небольшая вышла. Теперь вот женюсь, и пусть она меня лечит. Сама виновата.
Олег сочувственно смеется. Не говорить же ему правду, в конце концов. Он меня сейчас просто не поймет.
Немного отдохнув и приняв душ, я облачаюсь в белую рубашку и почищенный костюм. Макаров мне помогает, как может.
— А кто она, если не секрет? — смущаясь спрашивает он.
— Та самая Анна.
— Так, так. А она не родственница Валтурина?
— Нет. Я спрашивал.
— Тогда все в порядке, — говорит Олег и провожает меня до дверей. Я иду, стараясь не сгибать ноги в коленях.
По дороге дважды останавливаюсь в нерешительности, найдя в своих действиях чистейшую авантюру. Встретился с человеком три раза, а на четвертый заявляешься уже с предложением, сомневаюсь я. Для нее это ведь может оказаться серьезным испытанием, а ведь Анна, насколько я догадываюсь, легко ранима, хоть и не показывает вида. Ничего, уж какие мы есть, такие и есть, думаю я и опять прибавляю шаг. Нас можно или принять сразу, или не принять совсем.
Анна стала своей быстро, а уж чего это ей стоило, я понял лишь однажды, перехватив ее усталый, отрешенный взгляд. Мы тогда, пожалуй, слишком засиделись в гостях, я сгреб Валерку, и мы засобирались домой. Вышло все неожиданно резко, и с каким отчаянием она на меня тогда глянула. Долго я потом переживал эту ненароком причиненную боль, а в тот момент я все же сказал: «Ты не рассчитывай, мы завтра опять придем». Она засмеялась, и с тех пор с какой-то шальной радостью я стал ощущать ее пока еще редкие и несмелые порывы опереться.
Ободренный удачно вспомненным эпизодом, я покупаю цветы и появляюсь у Анны.
— Сережа, ты почему такой грустный? — встречает она меня.
— Я не грустный, — говорю я, — а серьезный. Вот это тебе, — разворачиваю газетный пакет и достаю цветы.
— Какие симпатичные гвоздички, — сияет Анна и идет ставить цветы в вазу. Я снимаю шубу и быстро сажусь за стол.