— Если бы ты знала, Анюта, как у тебя тепло, — говорю я медленно.
— Да, у нас очень хорошо топят. Даже слишком.
— Я не имею в виду температуру.
Она настораживается. Поставив вазу на окно, Анна остается стоять, выглядывая на улицу.
— Сережа, а почему вдруг цветы? — спрашивает она и поворачивается ко мне.
— Мне давно хотелось подарить тебе цветы, и это совсем не вдруг, — поясняю я. Она вспыхивает, но смотрит мне в глаза. Я выдерживаю взгляд, и она поворачивается опять к цветам.
— Ну хорошо, считай, что это произошло случайно, — пробую я подойти с другой стороны. — Собственно, так оно и есть потому, что я уже забыл, когда покупал цветы в последний раз.
Аня наклоняет головку и любуется букетом.
— Так ли уж это на самом деле, Сереженька? — сомневается она.
— Представь себе.
Она изучающе смотрит на меня.
— Как мне принимать твои сомнения? — спрашиваю я. — Как комплимент, или…
— А это уж ты сам решай, — смеется она. — Как тебе больше нравится.
— Спасибо и на том, что хоть выбирать позволяешь… — Я внезапно начинаю понимать, что если и дальше вести разговор в этом тоне, я уже ничего серьезного сказать не смогу. Или хуже того. Все может превратиться в пародию. Мне очень приятно вот так с ней беседовать, но я резко меняю настроение.
— Что с тобой, Сереженька? — замечает Анна перемену во мне.
— Аня, у меня есть к тебе дело, — говорю я. Получилось это у меня скорее озабоченно, чем серьезно.
Я встаю, подхожу к Ане и беру ее за плечи.
Сколько же в этом лице родного, и сколько в нем еще незнакомых черточек. Когда она успела стать мне такой близкой, и почему, однако, я сейчас нахожу в ней столько нового? Она всегда была в движении, а теперь замерла и ждет моих слов. И я ее не узнаю. Все в ней меня пленяет, и я не нахожу ни малейшего штриха, который бы меня оттолкнул. Конечно же, это она приходила ко мне в моих лучших снах, ею я грезил в трудные минуты моей жизни, ее я искал во всех других, ушедших и не оставивших следа. Это она мучила меня своей призрачностью и ускользала, разделившись на множество частей, которые я видел в других. И вот теперь она здесь, вся, и я не хочу и не могу ее упустить.
Мне хочется ей сказать новые, волнующие слова о том, как я плутал без нее в этом обманчивом мире, как звал ее, глядя на далекий свет в черной степи или упершись неподвижным взглядом в безжизненную стену гостиничного номера. Рассказать, как научился смотреть вокруг себя пустыми и холодными глазами, запрятав надежду как можно глубже, чтобы вот сейчас она затрепетала, спасенная, живая. Я хочу сказать ей красивые, как в старинном романсе, наполненные чувством слова, потому что устал от бледного, бескровного, практично приземленного ощущения бытия.