Три пышнотелые поварихи в аккуратных белых передниках, выданных им по случаю Рождества, деловито месили тесто для хлеба, пирогов с начинкой или булочек — в зависимости от того, как прикажет Жюстин. Огромный рыжий кот забился от греха подальше в угол и оттуда громко шипел на борзую, которая вертелась возле длинных столов в надежде, что и ей перепадет что-нибудь вкусненькое.
Одним словом, кругом кипела работа, радостная предпраздничная толкотня и сутолока. Сегодня канун Рождества, и люди знали, что, закончив работу, получат более сытную пищу, чем обычно, и, уж конечно, вдоволь хорошего вина. Прямо здесь, в кухне, у них будет свой собственный праздник, с музыкой, танцами и веселыми забавами, на что хозяева закроют глаза и никому не устроят взбучки, если только кто действительно не напьется.
Жизель согласилась с Жюстином, что тому приходится нелегко, но все же напомнила ему о прибытии через пару часов нескольких подвод с провизией. Что до развеселившихся не в меру слуг, то они непременно придут в норму через двенадцать дней, когда завершатся рождественские гуляния. А до той поры пускай повар наберется терпения.
Речь Жизель вполне удовлетворила Жюстина. Он согласно кивнул и тыльной стороной ладони отер со лба пот.
— Хвала Господу, миледи, что у нас появится свежая рыба! — произнес Жюстин, чье валлийское произношение свидетельствовало о том, что детство он провел в Уэльсе. — Ведь подводы не задержатся, не так ли, миледи? А пока подадим к столу пироги с ежевикой.
— Они не задержатся, — с улыбкой заверила его Жизель. — Подавайте пироги. Нельзя допустить, чтобы хоть один из гостей мог подумать, что мой дядюшка в чем-то нуждается.
В ответ прозвучал зычный хохот Жюстина; его пухлый живот плавно заколыхался. Слава Богу! — с облегчением подумала Жизель, видя, что к повару вернулось обычное благодушие.
— Нуждается! — с трудом переводя дыхание, воскликнул тот. — Сэр Уилфрид — и нуждается! Ха-ха-ха! Ну вы и шутница, миледи. Ой, сейчас умру!
— Миледи! — раздался голос со двора. Обернувшись, Жизель увидела одну из своих служанок, спешащую, насколько это было возможно, по обледенелой брусчатке. — Миледи, скорее идите к воротам!
Кивнув на прощание все еще смеющемуся повару, Жизель вышла на холодный воздух. Лишь на миг он принес облегчение после адского пекла кухни, но уже через секунду заставил Жизель обхватить себя руками, чтобы унять дрожь.
— В чем дело? — спросила она Мэри, которая, едва госпожа поравнялась с ней, тут же увлекла ее в сторону ворот.
— Святочное полено[1] застряло! — воскликнула служанка.