Лука Мудищев (Барков) - страница 38

Снова улица, зима. Разве полог тюлевый

Мне напомнит в эти дни прежний наш уют?

Ничего не оживить. Как тут ни разгуливай!

В очаге веселых дров по ночам не жгут.

Страсть завязана узлом. Нечего разглядывать!

Гулко дятел застучал на свою беду.

Наяву ли это все? Стоит ли загадывать?

Как, скажи, заполнить мне эту пустоту?

Редко видимся с тех пор. Разве пообедаем.

За вином ли, без вина — все ночей не сплю…

В нежном шелесте шелков что творим — не ведаем,

Безотчетно — всю, как есть, я люблю. Люблю!

Блядь в слезах. Клиент взбешен.

Страшный мир со всех сторон.

В городах повальный грех

И тлетворный яд утех.

Двери в церковь заперты,

Каплет дождик на цветы;

Где-то слышен детский плач,

Вновь дитя раздел палач.

Ходят ножки по цветам,

Сколько их споткнулось там!

Лишь беспечный воробей

Ловит крошки у дверей.

Отлитой скульптором из гипса,

Любуюсь издавна пиздой

Аспазии или Калипсо, —

Не разгадал я под луной!

Но сколько раз из любопытства

Касался, сдерживая прыть,

Ея, исполненной бесстыдства,

Чтоб истукан сей оживить!

Казалось, совершенство тела

Неистребимый грех ласкал,

И мне она о чем-то пела,

Но вот о чем? не разобрал!..

Вся эта стать — озноб по коже,

А только средь толпы она

Ждала любви и ласк, похоже,

Надменной прелести полна.

Взывает ангел бледно-синий,

Как символ давней красоты,

Изящество точеных линий

Столь восхитительной пизды.

В твореньях мрамора ли, гипса,

Неизъяснима благодать;

Любуюсь я красой Калипсо

Или Аспазии — как знать!

Отсвет закатный

Стремительно делает круг,

Цапли и чайки

Взмыли с испугом на юг;

Вьется красотка,

Но голос все глуше звучит,

В облачной выси

Укрылся отшельничий скит.

Позднею ночью

На лампу летят мотыльки,

Мчусь-погоняю,

Движенья все так же легки.

Ты ли вскричала,

Стесняясь желаний и слез,

С хуем могучим

Входит отшельник-даос!

О тех красавицах, в которых смысла нет,

О бурных днях, что сгинули без цели,

Не говори с тоской: любви простыл и след,

Но с благодарностию: всех мы поимели!