Хроники последнего лета (Манаков) - страница 159

Доктор побагровел, словно услышав ужасное оскорбление, отдернул руку от груди больного, глубоко вздохнул, достал из-за пазухи фляжку серебристого цвета и отвинтил крышечку. В воздухе сразу же распространился аромат дорогого коньяка.

Медсестра отвернулась, делая вид, что не замечает вольностей руководства, а могучий доктор сделал несколько глотков, крякнул, помотал головой, закрыл фляжку и засунул в боковой карман халата.

И в этот самый момент во внешности его произошли удивительные изменения. Сквозь румянец пятнами проступила мраморная бледность, исчезли вздувшиеся на лбу и висках вены, лицо стало неподвижным, а глаза — стеклянными. Правый глаз приобрел зеленоватый оттенок, став похожим на разрешающий сигнал светофора.

Ахмед сначала удивился такому странному действию алкоголя, а потом присмотрелся и обнаружил, что доктор самым невероятным образом стал напоминать одновременно львенка Рычалку и страшного паука из коматозного сна. Вот, посмотрите: глаза — совершенно паучьи, а добродушно-печальная улыбка — рычалкина!

— Ты кто? — спросил Ахмед, почувствовав, как от ужаса холодеет спина.

— Странный вопрос, — спокойно ответил доктор, — я тот, кто сейчас перед тобой.

— Что ты хочешь?

— Я?! Мне казалось, это ты что-то хочешь! Куда собрался, Ахмед?

— Ты знаешь…

— Допустим. Но почему не говоришь? Боишься произнести?

— Ничего я не боюсь, — буркнул Ахмед.

— Так-таки ничего? А может, это страх гонит тебя?

— Это мое дело.

— Конечно, твое. Но что если ты ошибаешься?

— Нет. Теперь я точно знаю, что должен сделать.

— Ну-ну, — с глумливой улыбкой сказал завотделением, — приятно видеть человека, разобравшегося в жизни. Какое тонкое восприятие мира, какая уверенность в собственной правоте! Куда тут мне, многогрешному что-то советовать…

— Ты же сам говорил…

— Ничего я не говорил, — отрезал доктор, принявший вдруг обыкновенный вид, — я вообще с вами разговариваю первый раз. При прошлой встрече вы были в глубокой коме.

Он повернулся к медсестре, с открытым ртом слушавшей разговор, и сказал:

— Анна Александровна, выдайте больному одежду и проводите до выхода. Вам такси вызвать?

— Не нужно.

— Как знаете. Анна Александровна, пожалуйста.

Медсестра молча кивнула и удалилась. Она, конечно, исполнила распоряжение, но сразу после этого бегом по коридору направилась в сестринскую. Скопившиеся на языке слова уже не было сил удерживать в себе, требовалось срочно хоть кому-нибудь пересказать содержание разговора завотделением и бородатого пациента.

* * *

Ахмед медленно шел вдоль Садового Кольца — от Сухаревской площади в сторону высотки у трех вокзалов. Солнце нещадно жарило, тысячи автомобилей двигались единым раскаленным потоком, а прохожие старались перебраться на другую сторону улицы, где на тротуар падала тень от домов. Но Ахмеду телесные ощущения были безразличны. Ехать на машине казалось невозможным — железо, резина и бензиновая копоть никак не сочетались с высокими мыслями. Он настолько погрузился в себя, что натыкался на встречных прохожих, но не замечал этого, а продолжал идти с блаженной улыбкой на губах.