Пожилая женщина, одетая, несмотря на жару, в толстую черную кофту и косынку в горошек, случайно встретилась с Ахмедом взглядом, охнула, остановилась, перекрестилась и долго смотрела ему вслед.
Смог бы Ахмед описать собственные мысли? Наверное, нет. При ясном понимании открывшихся истин он не смог бы перевести их в слова и найти точные формулировки. Дух захватывало от красоты картины, но — увы — язык был не в состоянии следовать за прекрасными внутренними образами. Это было очень обидно — впервые в жизни Ахмед ощутил бессилие не физическое, а внутреннее. Как так — не суметь выразить собственные мысли?! Приступ душевной немоты… Неужели такое возможно? Оказалось — еще как возможно!
Ахмед единственный раз был у Али и помнил дом примерно, но, тем не менее, безошибочно вышел к подъезду шестиэтажки, спрятавшейся во дворе напротив сталинской высотки. Квартиру вспомнить сразу не удалось. Шестнадцать? Или восемнадцать? В шестнадцатой на звонок домофона никто не ответил, а в восемнадцатой очень резко сказали, что думают о незваном госте, о человеке по имени Али, а также обо всех иных гражданах с похожими именами. Пару недель назад Ахмед за такие слова вынес бы дверь вместе с косяком, но сейчас только извинился, стараясь по мере сил быть вежливым. Решив, что рациональный подход себя полностью исчерпал, он нажал на домофоне две первые попавшиеся кнопки и — о чудо! — услышал знакомый голос.
Через минуту Ахмед вошел в квартиру, где его с искренней радостью приветствовал Али.
— Долго же ты, брат, шел к нам! Полгода?
Ахмед вспомнил, что последний раз они встречались в прошлом декабре, как раз под Новый Год. Али тогда сурово выговаривал, что языческий праздник отмечать нельзя. Он, вообще, говорил много чего… Ахмед посмеивался, но теперь, когда прижало, вспомнил! Все — правда! И ад где-то рядом, Иблис ухмыляется, предвкушая встречу, и слуги его повсюду, и страх гложет сердце! А ведь рассказывал Али, что надо делать! Почему тогда не послушал?
Раскаяние ощущалась почти как физическая боль. Ахмед скривился и опустился на стул в прихожей. Али взял его за руки.
— Пойдем в комнату, брат!
В большой комнате, где из мебели был только низкий стол и заваленный подушками мягкий ковер, три незнакомых человека сидели прямо на полу пили чай с сушеными финиками. Увидев Ахмеда, они встали и поочередно поздоровались, обнявшись, как это принято на Востоке, но ни один не назвал своего имени.
— Садись, брат!
Али налил в пиалу душистого чая из чайника с длинным изогнутым носиком и протянул Ахмеду.
— Спасибо…