Макдауэллу тут бы обрадоваться, но нет, наоборот сговорчивость советников показалась подозрительной.
— Прошу прощения, джентльмены… хочу сообщить вам, что готов побеседовать, но только в моем офисе. Предлагаю немедленно вернуться, со своей стороны обещаю, что у этого досадного происшествия не будет никаких официальных последствий.
— Простите, мистер Макдауэлл, — вежливо сказал Добрый-Пролёткин, — вы считаете, что это место не подходит для доверительного разговора?
— Для этого подходит одно место — мой офис.
— По-моему, здесь очень удобно. Тихо, спокойно, никого лишнего.
— Знаете, — тонко улыбнулся Макдауэлл, — мой офис — одно из самых защищенных мест на земле.
— Вы уверены? — поинтересовался Добрый-Пролёткин.
Макдауэлл заподозрил подвох.
— У вас есть сомнения?
— А вы посмотрите в окно, — флегматично посоветовал Гофман, вновь приступивший к рисованию кругов на скамейке.
Сенатор с недоумением оглядел советников, затем встал, подошел к окну, отдернул занавеску…
… и отшатнулся, едва удержавшись на ногах.
За окном раскрывалось бесконечное пространство космоса. Мириады звезд — неестественно ярких и живописных рассыпались по черному небу. Оранжевое светило, сочное как апельсин, волосилось протуберанцами, а вокруг планеты с незнакомыми очертаниями континентов вращались сразу три луны.
Деревянный дом, который русские называют «изба», медленно плыл в открытом космосе, отделенным от комнаты тонким оконным стеклом.
— Итак, мистер Макдауэлл, — буднично сказал Добрый-Пролёткин, — вы видите, что конфиденциальность мы можем обеспечить в полной мере.
Сенатор взялся за сердце и медленно опустился на скамейку.
— Кто вы? Что вы от меня хотите?
— Самую малость! Всего-то ничего! Вам плохо? Сердце прихватило? Валокардинчику? — засуетился Добрый-Пролёткин. — У меня всегда с собой. Мало ли что…
Он залез за пазуху, выудил оттуда пузырек, отвинтил крышку, вытряхнул таблетку и протянул сенатору. Тот послушно проглотил.
— Водички?
Добрый-Пролёткин снова засунул руку под рубашку, пошарил там и вытащил стакан воды. Макдауэлл с той же покорностью принял его и выпил залпом, даже не задумавшись о том, как, собственно, полный до краев стакан мог оказаться за пазухой у советника. Вдобавок, вода имела резкий привкус хлора, и была почти газированной, так что сенатор даже закашлялся.
— Еще? — поинтересовался Добрый-Пролёткин.
— Нет, спасибо…
Гофман, до этого занятый чертежными упражнениями с циркулем, поднялся, заложил руки за спину и сказал скучным голосом, словно читая лекцию нелюбимым студентам:
— Знаете, мистер Макдауэлл, с одной стороны, лично мне ваша деятельность не мешает. Даже наоборот. Но есть несколько моментов, которые заставляют меня присоединиться к настоятельным рекомендациям господина Доброго-Пролёткина, высказанным во время вашей последней встречи. Видите ли, мы сейчас заняты делом чрезвычайной важности, а активность организации, которую вы представляете, доставляет определенные неудобства. Как бы вам объяснить… Дело настолько интимное, что любое вмешательство со стороны может повредить как мне, так и моему коллеге-оппоненту. Поэтому мы убедительно просим: оставьте нас в покое. Хотя бы на месяц.