На этом радиосвязь с «Кальмаром» прервалась.
…Их было двадцать два — обычный экипаж на СРТ. Разные люди, каждый с собственными заботами, и свели их на эту «коробку» разные судьбы. Они уходили в море на три-четыре месяца, окунались в опасный труд, временами кляли капитанов, не умеющих «взять рыбу», некоторые из них божились, что это-де в последний раз — уж лучше слесарить в цехе, чем болтаться вот так в океане; веселели, когда обуздывали тяжелый план.
Робкие, отчаянные и смелые встречались на СРТ, только никто из них никогда не говорил о смерти. Это была запретная тема. Правда, порой в лихую минуту «срывался» измученный штормом парень и кричал капитану, что в гробу он видел эту рыбу, что хочет парень еще пожить и пусть капитан уходит стоять под берег. Такое случалось не часто, но капитаны могут припомнить и это.
Шел третий месяц рейса, когда «Кальмар» отправили на север. Команда не взяла еще плана полностью, но оставалось совсем немного, и времени тоже хватало.
Выловленную рыбу уже сдали до того на плавбазу, новой набрать не успели, разве что три десятка центнеровых бочек. Эту рыбу они поймали в последние сутки. Топливо на исходе, пресной воды оставалось в обрез. Капитану Волкову было над чем задуматься.
Он стоял на мостике «Кальмара» и смотрел вниз. Там, на палубе, люди готовились к схватке с ураганом «Нора».
«Я совсем пустой, — подумал Волков о судне, как о себе самом. — Танки запрессовать, что ли…»
Он повернулся и, чтобы сохранить равновесие, ухватился за переговорную трубу. Подтянув к ней лицо, свистнул в машину.
Голос, донесшийся снизу, казался далеким, словно из другого мира.
Капитан сказал механику про балластные цистерны и спросил штурмана, на сколько градусов упала температура. Было минус семь.
Волков ощущал, как ветер срывает с гребней холодные брызги, как летят брызги на палубу и снасти, ударяются о них и, не успев упасть, застывают на поверхности льдистой коркой. И как растет эта корка, капитан чувствовал тоже.
Лед был повсюду. На планшире и вантах, брашпиле и фок-штагах, на мачтах, лебедках, палубе — она скользила под ногами, в шпигатах, на стрелах и на одежде.
Люди кромсали лед ломами, оббивали его со снастей, падали скользкие куски, с ними падали люди, но поднимались и снова кромсали этот проклятый лед.
А его становилось все больше. Матросы работали с остервенением, от соленой ледяной воды трескалась кожа на пальцах, и брезентовые рукавицы впитывали в себя кровь из-под ногтей.
Вот штурман поднял тяжелый лом и ударил по толстой ледяной «колбасе», охватившей один из штагов. «Колбаса» не поддавалась. Штурман снова поднял лом, он выскользнул у него из рук, траулер качнуло, штурман упал и покатился к накренившемуся борту.