Тот заметно напрягся. Казалось, его сердце на мгновение перестало биться.
— Какая же вы все-таки необычная, мисс Харвуд.
— Вы должны раз и навсегда решить, как меня называть: Абигайль или как-то иначе.
— Пожалуй, Абигайль предпочтительнее. — Уоллингфорд поцеловал ее макушку, на которой покоился его подбородок. — Если, конечно, вы позволите мне это.
Она молчала, прислушиваясь к плеску воды и шороху листьев. Дыхание Уоллингфорда шевелило ее волосы.
— Если бы вы действительно были распутником, вы сейчас овладели бы мною.
— Возможно, вы меня изменили.
— Нет. Я не верю в то, что человек может измениться. Вы такой, какой вы есть. Просто вы должны решить, что с этим делать.
— Добровольно?
— Да, наверное. Можете назвать и так. — Абигайль посмотрела на свою руку под одеялом Уоллингфорда, которая вновь лежала на пуговицах его жилета. Что он будет делать, если она попробует их расстегнуть? — Посмотрите на себя. В вас так много доброты. Но вы никому ее не показываете, прячете в своем полном нежности сердце.
— Полном нежности сердце? — ошеломленно спросил Уоллингфорд, как будто услышал какую-то непристойность.
Абигайль похлопала его по груди.
— Самом нежном из тех, что я когда-либо знала. Только вот такое герцогам иметь непозволительно, не так ли?
— Практика показывает, что вы правы.
Абигайль окружало тепло и Уоллингфорд. Она совершенно забыла о проклятии, вечной любви и вероломных английских лордах, пребывала в состоянии блаженства, отгородившись от остального мира.
Луна освещала слившихся в объятиях влюбленных, дышащих друг другом, обретших мир.
— Вам не нужно скрывать свое сердце от меня, потому что я буду очень нежно заботиться о нем.
— Начиная с этого самого момента?
— Обещаю.
Голова ее отяжелела, и Абигайль прижалась щекой к груди Уоллингфорда, подтянула к себе колени, а сильная мужская рука поддерживала ее.
Абигайль приоткрыла глаза, потому что почувствовала себя необыкновенно удобно и тепло в мускулистых руках, слушая биение сердца прямо у своего уха.
— Куда мы направляемся? — пробормотала она.
— В вашу комнату.
— О, звучит чудесно.
Герцог негромко рассмеялся.
Абигайль показалось, будто она вновь ощущает аромат персиковых деревьев.
— Вы отправляетесь в свою комнату, дорогая. Спать.
После этих слов Абигайль, кажется, снова задремала, потому что, проснувшись в очередной раз, обнаружила, что лежит на постели, а Уоллингфорд снимает с нее платье и развязывает корсет.
— Сними их, — пробормотала Абигайль. — Отвратительные предметы.
Герцог внял этой просьбе, проделав все со скандальной ловкостью, а потом, оставив на ней только сорочку и панталоны, накрыл одеялом.