Уоллингфорд слегка приподнялся.
— Да, это будет чертовски неловко!
— О, идите сюда. Не стоит обращать внимание на мою неприятную привычку болтать всяческие глупости. Просто игнорируйте. Артур? Прекрасно. Правда. Уверена, я прямо сейчас так вас и назову. — Абигайль взялась за сюртук Уоллингфорда, расстегнула его и стащила с плеч.
Герцог открыл было рот, чтобы возразить, но его взгляд вновь упал на грудь Абигайль. Он провел пальцами по кружевам и принялся их отодвигать, посылая по ее телу сладостные мурашки предвкушения.
— Абигайль, вы такая чудесная. Вы похожи на фею. Мою собственную чудесную фею. Мне даже страшно к вам прикоснуться, — прошептал Уоллингфорд, вновь накрывая ее губы в поцелуе.
Господи, как же он был хорош на вкус! Абигайль ответила на поцелуй и пробежалась пальцами по широким плечам.
— Артур. — Она произнесла его имя для того, чтобы привыкнуть к этим звукам. — Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие.
Уоллингфорд замер.
Абигайль легонько нажала на его плечи.
— Артур?
Уоллингфорд поднял голову.
— Что вы сказали?
— Я сказала: «О, Артур!». Разве нет? — Мысли вихрем закружились в голове Абигайль.
— Вы сказали, что выиграли спор.
Абигайль улыбнулась и коснулась пальцами губ герцога — таких мягких и пухлых, совершенно не соответствующих горящему гневом лицу. Ей ужасно нравились эти губы.
— О да. Замечательно, не правда ли? Какая глупая идея — заключить пари. Я так рада, что с ним покончено.
Уоллингфорд вскочил на ноги.
— Какого черта здесь происходит?
Абигайль ошеломленно заморгала. Приподнялась, села на полу, позволив лифу платья весьма непристойно съехать вниз. Шпильки выскочили из ее волос, и они каскадом рассыпались по плечам и спине. Она чувствовала себя распутной женщиной, и это ощущение ей понравилось.
— Разве это не очевидно? — радостно произнесла она. — Мы занимаемся любовью. Наконец!
Брови Уоллингфорда сурово сошлись на переносице. Красивые губы превратились в узкую полоску. Он потянулся за сюртуком.
— Вы сделали это намеренно, не так ли? Кто вас надоумил? Леди Морли, полагаю?
— Никто. Никто ничего не знает. Все считают, что я вас ненавижу. — Абигайль отбросила с лица волосы. — Да и какая разница? Почему вы одеваетесь?
Уоллингфорд уже поспешно застегивал пуговицы сюртука.
— Мне кажется, меня обвели вокруг пальца.
— О, не говорите чепухи.
Кожу Абигайль все еще покалывало, а соски болезненно упирались в неуступчивый корсет. Она сгорала от желания, а этот невыносимый объект ее страсти поправлял ворот сорочки, возвращая ему безупречность и стирая тем самым воспоминания о мужчине, всего мгновение назад страстно шептавший ей на ухо и называвший своей чудесной феей.