— Мерси за одежку. На чаек, извини, дать не могу, в кармане ни полушки…
— Благодарствуем, не за деньги стараемся, — медовым голоском ответил чертов старик. — Ты обувь-то ненужную собери и назад мне покидай, чтоб беспорядка не разводить… Да на пол кидай, а не в меня, с тебя станется…
— Держи, — сказал Мазур, сваливая все назад. И усмотрел за приоткрытой дверцей фанерного шкафа груду длинных пакетиков в ярких упаковках. — Кузьмич, это что у тебя там?
— Богомерзкое изобретение, — бросил Кузьмич, брезгливо оглянувшись на полку с презервативами.
— А нельзя ли упаковочку этого самого богомерзкого? А лучше две.
— Сокол, да ты, никак, на приятное времяпровождение настроился? ты у нас, говоря книжным языком, оптимист…
— Жалко тебе, что ли? Для хорошего-то человека?
Кузьмич подумал, недоверчиво, подозрительно косясь на Мазура, явно гадая, нет ли тут подвоха или очередной военной хитрости. Мазур смотрел на него честным, открытым взором и легкомысленно ухмылялся.
— Да ладно тебе, старый хрен, — сказал он дружелюбно. — Не для блуда прошу, для законной жены…
— Законная — это венчаная, — огрызнулся Кузьмич, подумал еще и двумя пальцами, словно дохлого мыша, достал с полки упаковку. — Хватит тебе десятка за глаза.
Мазур не клянчил далее — спасибо и на том… Упрятал в карманы бутылку, упаковку, спросил:
— Компаса мне не полагается?
Кузьмич расплылся в улыбке:
— Уж компаса, извиняй великодушно, не положено… Ты где видел оленя с компасом?
— А все остальное? Мне твой барин обещал всякую полезную экипировку, вплоть до нагана…
— В вертолете получишь рюкзачок. Отнесут твой багаж в железну птицу, как за барином, когда прилетите, получишь. Я ж себе не враг — наган тебе в руки прямо здесь давать…
— Да ты и не давай, — сказал Мазур. — Ты к решеточке поближе подойди на секунду… Мне и того хватит.
— Пошути, пошути напоследок, — философски сказал Кузьмич. — Оно и пользительно… Потом шутить-то времени не будет, на бегу разве что будешь с белками перешучиваться.
— Слушай, Кузьмич, — сказал Мазур серьезно. — Вот скажи ты мне напоследок — какой во всем этом лично твой интерес? Как ни гадаю, понять не могу…
— Жизнь — и есть жизнь, — отрезал Кузьмич. — И не бывает в ней особого интереса. В том смысле, какой ты подразумеваешь. Все живут как умеют. Такая философия… Ладно, поговорили. Ты повернись-ка спиной, руки сложи и в окошко просунь, я тебе, уж прости, браслетки защелкну. На всякий случай. Вдруг ты за вертолетные рычаги умеешь дергать не хуже наших мальчиков. Про вас, десантничков, каких только страстей ни рассказывают… Давай руки.