— Чушь! Киев — мать городов русских. Там — Русь! А все остальное — это нерусь! — так же убежденно заявил квадратномордый и надулся от гордости. Тотчас отозвался сидевший рядом с ним кривоногий мужичок, заявивший, что Киев — самое жидовское гнездо и есть. А если уж смотреть Русь — так это там, где мы, казаки, на югах! И если б не жиды с Троцким, то корню б казацкому перевода бы не случилось.
— Ты ж говорил, что казаки не русские? — удивился коренастый.
— А что — хохлы русские что ли? — ответно изумился кривоногий. Тут возмутился тот. С квадратной мордой.
Спор, возможно бы, и продолжился, но на шум обратил внимание немец, сидевший за пулеметом и ему это не понравилось. Он негромко, но увесисто прикрикнул:
— Ruhe!
Что он сказал, было непонятно, но сейчас же все спорщики притихли. Только неугомонный танкист негромко, но ядовито припечатал:
— Ишь, судьбы страны уже порешали, свободные люди, а стоило немецкому ефрейтору прикрикнуть — сразу языки в жопы засунули, храбрецы освобожденные!
Семенов для себя решил, что делать ему тут нечего, только неприятности будут, да и не понравились ему эти благополучные с виду люди, странные они какие-то, и говорят, не пойми что. Оно конечно в показанных ими листовках каждое второе слово считай было про жидов, но это его не очень волновало, так уж получилось, что евреев в деревне как-то не было, и потому весь накал пропаганды германской мимо Семенова пролетел. Но вот то, что в каждой листовке с пропуском было четко прописано, что обещают хороший уход и питание всем, а сдавшимся — так и особенно хороший уход, это боец цепко запомнил.
— А вас кормили уже? — спросил он коренастого, злобно ворчавшего в адрес танкиста заковыристые ругательства.
Тот сердито посмотрел на спрашивавшего, видимо решив, что его пытаются подначить, но взгляд Семенова был чист и невинен и потому коренастый нехотя ответил:
— Как взяли в плен, кормили супом. Он у них в кухне оставался. Потом не кормили.
И тут же, словно оправдываясь, добавил:
— Но у нас и с собой есть и слишком много пленных. Не рассчитывали они, что столько пленных будет. Просто немцы еще не разобрались, больно уж много нас сдалось, никто не хочет на большевиков пахать. Ну, кроме нескольких поджидков — и он указал взглядом на сержанта в прогоревшем комбезе.
Семенов кивнул и двинулся дальше. Многократное повторение — практически в каждой листовке — о том, что все беды из-за жидов и что теперь без жидов будет рай на земле, его не интересовали. Рая на земле по-любому не будет, не бывает такого, чтоб рай был на земле, это ему с детства ясно стало, потому и рассказам городских пропагандистов он тоже не очень верил, а вот то, что листовки обещают хорошее обращение и кормежку — он запомнил. И дополнительно отметил, что особо хорошим обращение не назовешь, да и кормежки не видать.